[25.01.2ОО3] Киргизский ГУЛАГ. Случаев людоедства у нас пока нет…

16 КАМЕР НА 124 СМЕРТНИКА

 

Пенитенциарная система Киргизстана сегодня — это: 5 следственных изоляторов, 18 колоний-поселений, 11 закрытых исправительных колоний, в том числе — одна женская и одна воспитательная для несовершеннолетних.

 

Общее количество заключенных (включая арестантов, находящихся под следствием) — свыше 17 тысяч человек. Из них более 11 тысяч — осужденные, отбывающие срок в закрытых колониях усиленного и строгого режимов. Каждый год «тюремное население» Киргизстана увеличивается в среднем на 2,5 тысячи зэков. При этом желающих их охранять находится мало: каждое пятое место в штате пенитенциарных учреждений — вакантно.

 

Практически все осужденные — более 15 тысяч человек — сидят без работы. Зарплата тех немногих, кто работает, в день составляет в среднем 18 сомов.

 

В день каждому осужденному положено питание на 31 сом, реально же их кормят на 16 сомов. Столько же получают больные туберкулезом — при положенной норме 56 сомов в день. Туберкулезом заражен примерно каждый шестой заключенный: во всех учреждениях пенитенциарной системы содержится в общей сложности свыше 3 тысяч больных различными формами этой болезни.

 

Только в бишкекском СИЗО-1 более 120 арестованных женщин содержатся всего в 8 камерах. 124 осужденных к смертной казни (которым положено сидеть в «одиночках») набиты в 16 камер — в среднем по 8 человек в каждой.

 

(Большинство данных, содержащихся в правительственной Концепции о реформировании пенитенциарной системы, относятся к 2001 году, когда этот документ сочинялся. Некоторые сегодняшние цифры — например, о количестве смертников — являются секретными.)

 

Незадолго до Нового года премьер-министр Н.Танаев своим постановлением №833 одобрил и благословил многостраничный документ, при чтении которого начинает, честно говоря, казаться, что держишь в руках… фантастический роман. Правда, роман добрый, оптимистичный. Называется он — Концепция реформирования пенитенциарной системы Киргизстана. Реформировать пенитенциарную (то бишь тюремную) систему запланировано до 2010 года. К этому сроку, по идее, мы должны наши тюрьмы и зоны не узнать! Они преобразуются, вплотную приближаясь к мировым стандартам! Они становятся открытыми и прозрачными для контроля общественности! Видим мы в этой концепции и совсем других зэков — чистеньких, сытых, исправляющихся прямо на глазах…

 

Отряхнувшись от этого наваждения, мы решили спуститься на грешную землю и порасспросить тех, кому это чудо предстоит воплощать в жизнь. Начальника штаба Главного управления исполнения наказаний (ГУИН) министерства юстиции Батырбека САПАРБАЕВА фантазером не назовешь. Практик. «Систему» знает не понаслышке. До конца 80-х годов работал в России. Трудно представить, что даже детство этого интеллигентного человека в очках прошло в тюрьме: мать Сапарбаева была начальницей женской колонии.

 

БОГ В ПОМОЩЬ ЗАМПОЛИТУ

 

— Вопрос: надо реформировать систему или нет — не может даже стоять, — рассуждает Сапарбаев, — другого выхода просто нет. Мы недавно подсчитали: за 10 лет независимости Киргизстана через колонии и СИЗО прошло около 80 тысяч человек. Умножьте на число пусть даже близких родственников каждого, на десяток человек — сколько получится? С пенитенциарной системой так или иначе столкнулась едва ли не каждая киргизстанская семья. Она накладывает отпечаток на все общество. Это — уже вопрос национальной безопасности.

 

 

— Реформа, в сущности, уже началась — с того, что пенитенциарную систему передали из МВД в минюст. И знаете, я даже по себе чувствую, как начинает меняться психология: раньше само слово «гуманизация» ничего, кроме усмешки, бы не вызвало. После того, как мы перешли в гражданское ведомство, к нам сразу потянулись международные организации. С Международным комитетом Красного Креста (МККК) минюст даже заключил официальный договор. Мы (раньше такое было немыслимо) открыли им все двери — они могут обследовать любую колонию со своими медиками, юристами, психологами.

 

 

— В принципе, почти все, что писали в своих докладах представители МККК, мы и сами знаем. Но были и такие оценки, которые нас удивили. Проверили они, например, калорийность пищи в Джалал-Абадской колонии и сделали вывод: с таким питанием человек через какое-то время… должен умереть. По нашим же, киргизстанским меркам питание считается в пределах нормы.

 

 

— Таких случаев я не знаю. В Казахстане — там даже людоедство случалось. А у нас наблюдается дистрофия не столько от голода, сколько на фоне туберкулеза.

 

 

— Гумпомощь. Первый вклад сделал Красный Крест — медикаменты и медоборудование на 4 тысячи швейцарских франков. От других организаций поступают одежда, одеяла, моющие средства. Пока, правда, в виде разовых акций. Хотелось бы, конечно, более широкой помощи. Главное достижение — в прошлом году впервые удалось вдвое снизить смертность от туберкулеза.

 

 

— Можно. Но нужны финансовые вливания. Главное — нормальное питание.

 

 

— Части заключенных — да. Один из путей (и это предусмотрено концепцией) — привлечение религиозных организаций.

 

 

— Вот здесь — проектов как раз много. В ГУИНе при международном отделе даже создан штаб, который как минимум раз в неделю выдает разрешение представителю той или иной религиозной конфессии на посещение осужденных. Доходит до курьезов. Международные организации предлагают в каждой колонии создать должности капелланов, хотя сидят-то у нас мусульмане и православные, а в сущности — по большому-то счету не верующие ни в Бога, ни в черта! Вообще, что удивительно, и рвутся к заключенным в основном две организации – м

 

естная Церковь Иисуса Христа и Международная христианская церковь. А вот, скажем, со стороны исламского духовенства такой активности почему-то не наблюдается. А ведь дело благое — наставлять на путь истинный заблудшие души.

 

 

— Увы. Нуждаются в религии пока очень немногие заключенные. Приобщать их к ней — в соответствии с международными стандартами — еще предстоит. Есть проект по строительству в местах заключения мечетей и церквей. Но тут кроется другая опасность. В Узбекистане как-то посадили в одну зону несколько членов ИДУ — и через неделю вся колония стала ваххабитами. Так что придется и проповедников подбирать осторожно.

 

СТРОИТЬ ТЮРЬМЫ ПОМОЖЕТ… СОРОС?

 

 

— Знаете, в юридической части мы, можно сказать, их выполняем: наши заключенные имеют по закону те же права и обязанности, что и западные. А вот в плане бытовом — сравнивать, конечно, трудно… И не только об условиях содержания идет речь, но и об элементарной безопасности. Скажем, в Бишкеке и Чуйской области сосредоточено почти 70 процентов всех осужденных республики! И ни в одной из киргизских колоний (вспомните, сколько было побегов) почему-то нет противоподкопной системы, какая в СССР была в каждой колонии еще в 70-е годы. А прочие наши технические системы охраны по-хорошему следовало списать еще в середине 90-х годов. Что плохо — международные организации готовы помогать воспитывать заключенных, их обучать, а вот охранять — нет. А это действительно проблема из проблем.

 

 

— До сих пор (тяжкий вздох) не можем закончить даже один СИЗО Чуйской области в Иссык-Атинском районе. Не хватает средств. Идея была в том, чтобы разгрузить север республики, чтобы в каждой области были все виды режимов (в т.ч. и в интересах родственников заключенных, — чтобы они могли их посещать и не прерывалась связь с семьей) и, наконец, чтобы это были современные тюрьмы, по всем стандартам. Сейчас вся надежда на один проект примерно на полмиллиона долларов: правительство обратилось в Фонд Сороса. Ждем ответа, даст Бог, в этом полугодии все решится… Но вообще, лишение свободы должно быть крайним средством наказания. У нас, по анализу судебных приговоров, за решетку отправляются 60 процентов осужденных, а в других странах СНГ в среднем — всего 45 процентов.

 

 

— Этот вопрос — к судам. Даже мы, работники системы, удивляемся таким вот фактам: в Нарыне за кражу 7 коров скотокраду дали… 27 лет лишения свободы! У нас все-таки слишком жесткий Уголовный кодекс. Сейчас в парламенте лежит подготовленный нами проект Закона «О сокращении тюремного населения» (это международная терминология, не смейтесь), предусматривающий ряд мер: сокращение в УК сроков наказания за неопасные для общества преступления, более широкое использование наказаний, не связанных с лишением свободы.

 

 

— Модное сейчас слово, тоже пришедшее с Запада. Эта служба, по идее, еще до суда должна провести социальное исследование личности преступника и дать заключение: стоит ли его сажать сейчас в тюрьму или более эффективное исправление будет на свободе? Ведь для иного подростка сам факт ареста — уже урок на всю жизнь. Но, думаю, создание этой службы — вопрос даже не завтрашнего, а послезавтрашнего дня.

 

 

— Да, очень близко к ним. Во всех смыслах. Кстати, мало кто знает, что по международным стандартам и осужденные должны спать в камерах, а не в общежитиях, как сейчас. Оборудование «строгих» камер (есть разные условия содержания для разных заключенных) мы уже начали в бишкекской 47-й колонии. Нашим сотрудникам гораздо легче: одно дело — ходить среди массы зэков, другое — когда те все — под замком. А вот для заключенных, привыкших к зоновской «свободе», это может стать тяжким испытанием: в Латвии, к примеру, после перехода к мировым стандартам даже повысилось число самоубийств.

 

ДАЕШЬ ПРИВАТИЗАЦИЮ ЗОНЫ!

 

 

— Медики, считаю, у нас сильные, даже операции на сердце приходилось делать. Но их не хватает. Было постановление правительства о том, что медвузы должны поставлять нам работников. Все равно не идут — зарплата маленькая, работа непрестижная. Хотим попробовать такой способ: заключаем со студентом контракт, обучаем его на бюджетной основе, взамен он должен какой-то срок отработать у нас. Другая проблема — к международным стандартам надо подтягивать и весь остальной персонал.

 

 

— Специалистов в полном смысле этого слова — всего процентов десять. Есть, правда, факультет в Академии МВД по подготовке сотрудников исправучреждений. Но я сам одно время на нем преподавал и наблюдаю: из 13 выпускников у нас сейчас работают лишь четверо, остальные даже не пришли. Да у них, как ни крути, и уклон другой, милицейский, другое мышление. В чем разница? Объясню на самом примитивном уровне. Милиционеры впятером ловят и сажают одного преступника. А у нас на десятерых сотрудников — таких преступников тысяча. И если работать с ними теми же методами… На «три буквы» не пошлешь, придется отвечать. В нашей системе, я скажу, вообще матерятся намного меньше. Все предметы в МВД, так или иначе — о карательных мерах. А нам теперь придется учиться, как возвращать преступников в общество. В этом году мы планируем открыть свой учебный центр по переподготовке выпускников гражданских вузов — он нам нужен позарез.

 

 

— И это тоже. В будущем мы думаем обходиться и без солдат-срочников, заменим их профессионалами-контрактниками. Международные организации, правда, требуют убрать из мест заключения даже оперативников. Но тут мы сопротивляемся: лишь благодаря оперативной работе только в прошлом году в колониях удалось предотвратить 148 преступлений, в т.ч. убийств. Нельзя сейчас оперов убирать!

 

 

— А почему бы и нет? Есть два варианта. Обеспеченные осужденные платят частнику-тюремщику за комфортную «отсидку». И второй — человек (под контролем ГУИНа, конечно) налаживает нормальное производство, на котором трудятся заключенные, заключает договор на их охрану с работниками колонии. Кстати, желающие этим заняться уже есть, сейчас разрабатывается первый такой проект — тем более что законом частные исправучреждения предусмотрены. Это путь разгрузки государственных колоний.

 

 

— Согласен, проблема серьезная. Сломать «общаки» пока невозможно, предстоит для начала хотя бы ограничить их влияние. Ведь почему администрация колонии часто не может заставить зэков выполнять режим? «Общак» говорит: «Дай нам сперва то, что положено». Веский аргумент. Другой инструмент влияния «общака»: часть наших сотрудников, ни для кого не секрет, зависима от зоновских лидеров — те только и ждут момента, чтобы их подмять под себя, не деньгами, так шантажом. Устраним эти моменты — будем нормально финансировать колонии и платить нормальную зарплату нормально подготовленным сотрудникам — вырвем часть козырей из рук зоновского «общака».

 

А НА КАКИЕ «ШИШИ»?

 

 

— В прошлом году был 138 миллионов сомов. Это меньше третьей части от потребностей — лишь на питание заключенных, зарплату сотрудникам и по мелочам.

 

 

— Это еще предстоит считать и считать. В 2000 году, помню, подсчитали: чтобы построить все новые колонии — даже по нашим стандартам — нужно… 4 миллиарда сомов! Больной вопрос… Надежда — только на международную помощь. Но она сейчас в основном сводится к проведению бесконечных семинаров. Я прямо говорю этим НПО: чем тратить деньги на заседания, обеды и кофе-брейки, лучше бы матрасы для СИЗО купили! И учить нас часто приезжают иностранцы (опять же какие расходы!) — да, умные, с интересными идеями, но ни дня не работавшие в тюрьме! Еще надежда — на возрождение производства в нашей системе, предусмотренное концепцией.

 

 

— Кто? Если бы все министерства выполняли решение Совбеза, принятое еще в 1997 году, наши колонии так бы не прозябали. Совбез обязывал размещать заказы на наших предприятиях. Мы ведь многое можем — форму шить для силовиков, кровати делать, прочий ширпотреб — и намного дешевле. Но государственные ведомства упорно дают заказы кому угодно, любым фирмам, но не нам. Почему-то.

 

 

— Без комментариев.

 

 

— Это долгий процесс. На прошлой неделе приказом минюста создана группа, которая должна до 1 октября разработать Национальную программу реформирования пенитенциарной системы. Реформы будут, вероятно, сперва «обкатываться» на отдельных колониях, потом переноситься на всю систему.

 

 

— С этим покончено. Поддержка прессы и общественности — тоже часть стратегии. В Казахстане (далеко, кстати, уже рванувшем вперед в реформировании) с этого и начали — открыли для СМИ все двери колоний и показали республике: «Смотрите, что творится!»

 

Господи, сколько мы уже видели таких же замечательных программ — и где все они растворились? Впрочем, есть слабенькая надежда, что на сей раз дело пойдет дальше прожектов и кабинетных фантазий: авось, Запад будет подталкивать наше правительство в спину. Как-никак, Киргизстан успел присоединиться к 22 международным договорам, которые надо выполнять. А главное — ведь и выхода другого нет.