Валентин Богатырев: «Куда ведет эта дорога?»
Валентин Богатырев: «Куда ведет эта дорога?»
24 декабря в Институте общественной политики (IPP) состоялась встреча экспертов на тему «Политические итоги 2010 года».
В мероприятии приняли участие: Шерадил Бактыгулов, эксперт по государственному управлению; Валентин Богатырев, руководитель аналитического консорциума «Перспектива»; Айганыш Ботбаева, координатор программ IPP, Илим Карыпбеков, директор Центра права и консалтинга; Кадыр Маликов, директор Исследовательского Центра «Религии, Права и Политики»; Анар Мусабаева, политический аналитик; Эльмира Ногойбаева, руководитель аналитического центра «Полис Азия»; Динара Ошурахунова, руководитель коалиции НПО «За демократию и гражданское общество»; Марс Сариев, политолог; Назгуль Турдубекова, руководитель ОФ «Лига защитников прав ребенка», а также представители международных организаций.
Валентин Богатырев в своем выступлении сказал следующее: «Осматриваясь вокруг в канун нового, 2011 года, я хотел бы ответить на три вопроса, касающихся уходящего политического года.
Первый из них: происходит ли что-то вокруг нас? Если да, то второй вопрос: стала ли наша жизнь другой? Если да, то вопрос третий: куда ведет эта дорога?
Ответ на первый вопрос всякому здравому уму представляется утвердительным. Действительно, в стране сменилась власть, и это касается не только персоналий, но и системы власти.
В чем состоит изменение? Власть не только перестала быть сакральной (это произошло еще 5-7 лет назад), не только перестала быть моноцентричной (это случилось еще в 2007 году), но и перестала быть монопольной. Мы, наконец, спустя 20 лет переходим от того типа организации власти, который можно назвать, и я когда-то называл — «ханской монополией», к другому типу власти, который был обозначен как «манапская корпорация».
Полагаю, что это акт исторической значимости, поскольку это впервые происходит в рамках кыргызской государственности. То есть, мы впервые имеем такой формат, который в большей степени адекватен традиционной структуре организации кыргызского общества. Понятно, что это не имеет ничего общего с парламентаризмом, как он понимается в европейской традиции.
Другое изменение касается того факта, что по итогам минувшего года восстановлены свободы, и, прежде всего, свобода слова, которые были характерны для периодов 1990-1995, 2005-2007 годов. Но с одним существенным ограничением. Свободы восстановлены относительно власти, но они продолжают быть ограничены относительно общественного мнения, или господствующего общественного дискурса. Особенно сильно это проявилось в вопросе о кыргызско-узбекском конфликте. Уже не власть, а общество, господствовавшие в нем оценки наложили серьезные запреты на свободу мнений. Это же касается, скажем, и темы бывшего президента, обоснованности жертв 7 апреля. Во всех этих сферах свобода слова была существенно ограничена не властными, а общественными средствами. Нет никакой разницы в том, как относились при Бакиеве к инакомыслящим и как относились к Толекан Исмаиловой после июня.
Еще одно изменение касается того, факта, что окружающие уже по-другому думают о нас. Изменился образ Кыргызстана в мире. Если после 2005 года мы имели дело с ренессансом представлений об «островке демократии», и только в нашем постсоветском окружении, по вполне понятным причинам, говорили об угрозах дестабилизации, генерируемых Кыргызстаном, то в конце 2010 года в значительно большей степени и практически во всем мире говорят об «островке нестабильности» и распадающейся государственности. Позитивная оценка перехода к «парламентаризму» и свободных выборов звучит весьма негромко и в основном в авансовом залоге. Очень характерным является в этом смысле прозвучавший в Бишкеке текст Хиллари Клинтон о демократии как процессе.
Важным изменением является общественное разочарование партийной системой. Конечно, и до этого мнение о кыргызских партиях было достаточно критическим, но сейчас речь идет уже об общественном неприятии партий в том виде, какими они являются до сих пор. Об этом говорит и отказ половины избирателей участвовать в выборах по партийной системе, и численность приверженцев тех или иных партий. Очевидно, что политические партии как тип социальных организаций для политического представительства и действия находятся в критической оценочной точке. И каждый день работы Жогорку Кенеша только увеличивает уровень критичности.
Очевидно также, что изменился, а точнее существенно ослаблен прежний вектор внешнеполитической ориентации. По итогам года, несмотря на одновекторный политический туризм, и, несмотря на частичную экономическую блокаду, Кыргызская Республика возвращается в суверенный формат, по крайней мере, вектор направлен в эту сторону. Впрочем, это достаточно неустойчивый процесс, который может остановиться и повернуть вспять в любую минуту. Особенно плотно это связано с наличием денег в государственной казне.
Пожалуй, на этом перечень изменений исчерпывается, если, конечно, не считать изменением трансформацию администрации президента в аппарат президента. Это важный шаг, но пока не наполненный реальным содержанием. Трудно, конечно, считать изменением и то, что новый год Жогорку Кенеш встречает в другом здании».
Далее Валентин Богатырев остановился на вопросе: стала ли наша жизнь другой и в чем?: «Ответ на этот вопрос у меня уже не такой утвердительный. В чем-то — да. В чем-то — нет.
Что стало другим?
Прежде всего, мы уже не чувствуем себя единым народом. Дифференциация, разделение произошло по нескольким, очень существенным линиям.
Одна из них очевидна — межэтническая. Процесс этнической диаспоризации, который был запущен в начале 90-х, сейчас подошел к своему завершению.
Есть и другая очевидная линия дифференциации — межрегиональная. Сегодня уже представляется немыслимой идея ротации кадров и назначения руководителями местных органов государственной власти людей из других регионов.
В эти дни мы являемся свидетелями вовсе не создания коалиционного правительства. Если бы это было так, то дело ограничилось бы министерскими постами. Мы же видим, что идет раздел всего государства. В межфракционных соглашениях поделены все мало-мальски заметные государственные должности, и даже наиболее доходные предприятия, всегда служившие источниками теневой прибыли тех, кто их контролировал. Теперь эти государственные предприятия намерены использовать в своих интересах ставленники различных групп, вошедших в состав новой власти.
По политическим партиям растасканы даже государственные средства массовой информации.
Как результат такой антигосударственной политики, уже начинается кадровый передел в министерствах и ведомствах, местных органах государственной власти, бюджетных организациях и государственных предприятиях. Словом, идет перекраивание всей государственной кадровой системы по клановым и политическим интересам. Это окончательно разрушает наше государство как институт.
Теперь о том, что осталось без изменений.
По-прежнему народ отчужден от власти, от учреждения государства и от управления государством. Причем эта пропасть усилилась, поскольку избиратели не могут влиять на персональный состав Жогорку Кенеша и лишены права отзыва депутатов. А всенародные выборы президента становятся избыточной и даже бессмысленной процедурой, поскольку какой смысл всенародно избирать главу государства с таким объемом полномочий? Все также мнением народа просто манипулируют, например, посредством референдумов в той форме, в какой они проводятся.
По-прежнему не защищены права человека, в том числе такие фундаментальные, как право собственности. Какая разница, кто ее отбирает, нарушая закон, — семья Бакиевых или Временное правительство. Причем вопрос здесь не в том, надо или не надо было проводить национализацию, вопрос в том, как она произошла.
По-прежнему закон остается слугой власти. Мы видим это и в процессах по делам, связанным с 7 апреля и с июньскими событиями, и в назначении судей, и в формировании органов управления судейским сообществом.
По-прежнему власть не слушает и не слышит общество. Кого могут представлять наблюдательные советы при государственных органах, если их составы формируются и утверждаются органами власти, а не гражданским обществом? До сих пор нет легитимных институтов и процедур взаимодействия гражданского общества с властью и власти с гражданским обществом. Местное самоуправление, поскольку оно лишено возможности самостоятельно определять цели и программы развития сообществ, и не имеет для этого ресурсов, продолжает оставаться придатком государственных администраций, игрушечной демократией.
По-прежнему политики и чиновники смотрят на власть не как на общественную обязанность, а как на право командовать людьми и источник ресурсов.
По-прежнему власть не отвечает за происходящее в стране. Мы уникальная, беспрецедентная страна, где после гибели сотен граждан ни один чиновник не был снят с работы и не понес ответственности, где правительство формируют люди, против которых было подано больше голосов, чем за.
Итак, 2010 год показал, что в стране и обществе что-то происходит, мы, несомненно, меняемся, двигаемся. Но куда ведет эта дорога?
Мне представляется, что сейчас еще рано давать ответ на этот вопрос. И меньше всего в канун Нового года, перед праздником не хотелось бы делать мрачные предрекания.
Во всяком случае, мы должны давать себе отчет, что в политическом движении у нас существует, как минимум, или по большому счету три выбора.
Первый — это закрепление и наполнение той формы демократии, к которой мы сейчас пришли. Это корпорация кланов со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Второй путь — это возврат в советизм, к одному начальнику и надеждам на то, что он окажется хорошим отцом нации. У меня мало надежд на успех этого сценария, поскольку такого человека мы не видим. Но это самый реальный вариант.
Третий путь — переход к массовой демократии. Это путь к новым элитам и действительно новым решениям.
Ответ на вопрос: куда ведет дорога, на которую мы ступили в 2010 году, даст предстоящий год. Думаю, что для страны он будет гораздо более важным, чем был год уходящий. Сейчас многое зависит от нашего настроения и нашей интернациональности. Я исхожу из того взгляда на мир, что будущее не предопределено, оно делается людьми. Еще год назад никто из нас не мог поверить, что что-то изменится, и уж тем более представить, что произойдет то, что произошло. И только несколько человек видели другое будущее и взялись за то, чтобы это сделать. И это должно придавать нам уверенности и надежды, а главное — желания работать».
Шерадил Бактыгулов в своем выступлении сказал следующее: «Эксперты из других стран видят точно такие же проблемы: и состояние языка, и взаимоотношения политиков с гражданским обществом — все то же самое. Будь то Пакистан, британцы или французы, — та же самая ситуация. Но мы с этим столкнулись потому, что мы жили в однополярном мире. У нас был однополярный мир, одна коммунистическая партия, все было понятно и ясно: 10 лет проработал — вот тебе квартира, хорошо поработал — получил звание Героя Соц.труда, можешь купить без очереди «Волгу», и так далее. Это был однополярный мир, и он был прост для понимания. Но те процессы, которые у нас были запущены с 1987 года, со времен «перестройки», они развивались, развивались и выстрелили. К 2010 году у нас прошло 15 выборов. Эти процессы убыстряются и показывают, что мир-то становится сложнее. У нас не было никогда многопартийной системы, а в той же Украине существовали три партии еще в советское время.
Это показатель того, что политические отношения и сама ситуация в стране сложнее и многограннее. Мы к этому не привыкли, и когда встречаемся с многообразием, мы пытаемся классифицировать в меру своей испорченности; тот, кто не может найти выход из этого многообразия, обращается к урокам прошлого.
В 2008-2009 годы я как раз разъезжал по регионам по разным проектам, мне было интересно, как люди на местах реагируют на смену власти. Так вот не реагируют абсолютно никак, им абсолютно все равно, кто является акимом, кто является губернатором. Для них гораздо важнее, кто является председателем аильного округа, потому что это люди, которые оказывают воздействие своими действиями на благосостояние и уровень их жизни. Они говорят, что главное, чтобы они не мешали работать.
Сейчас обсуждали программу нового правительства Кыргызстана. Можно по-разному рассуждать, но есть хорошее выражение, оно до сих пор актуально: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Как всегда, это будут делать работники, которые будут заниматься разработкой мер реализации тех программных установок, которые заложило правительство. Это будет делать обычный средний служащий, имя и фамилию которого никто не узнает никогда. Он подготовит план мероприятий по принципу землячества, это будет сделано в силу его испорченности, и все министерство и вся вертикаль будет это исполнять.
Если говорить о том, что от правительства что-то зависит, — это большой вопрос. Зависит с точки зрения распределения ресурсов для каких-то конкретных лиц, кто в них нуждается. А для остальной части населения оно абсолютно не имеет значения.
Например, в Штатах то же самое, что и у нас. На федеральном уровне, в Конгрессе это, может быть, не заметно, но в парламентах штатов то же самое. Там в каждом штате найдется всегда 5-7 депутатов, которые устраивают на работу своих жен и детей помощниками, в аппарат и так далее. Но отличие в том, что есть какие-то альтернативные пути, есть критическая масса, которая может разрабатывать разные сценарии развития, наиболее оптимальные с точки зрения той или иной группы, которая находится во власти. У нас, к сожалению, такого нет».
Анар Мусабаева отметила стремительное ухудшение образовательного уровня населения. «Несколько лет назад я тоже ездила по командировкам в Ошской области, объездила 22 района, и в некоторых селах я видела, что там абсолютно нет молодежи, есть только люди среднего возраста, старики, но молодежи вообще нет, — это же тоже влияет на консерватизм сообществ. Когда образовательный уровень населения падает, населением легче манипулировать. Люди и сами говорят, что им нет дела до парламента, главное — хорошо жить.
Падение уровня образования видно во всем. То, как себя ведут политики, это тоже следствие образовательных пробелов. В этом смысле перед страной стоит очень серьезная проблема: начиная от маленьких детей до наших политиков, до наших лидеров видно сильное падение уровня образования. Если раньше люди хоть как-то могли составить свое мнение о выборах, что на них лежит ответственность и так далее, то сейчас люди даже не задумываются. И то, что появляются тенденции консерватизма, возврат к архаике, начинается идеализация прошлого, — это тоже следствие больших проблем с уровнем образования. Не формального образования через образовательные институты и учреждения, а я имею в виду культурные, просвещенческие тенденции, и, наверное, экспертное, гражданское сообщество должно работать над этим. Ведь какой толк что-то делать, если население не принимает, не воспринимает этого?.. «, — заключила Анар Мусабаева.
Далее эксперты ответили на вопросы и завершили дискуссию.