Kyrgyzstan Review

Мы можем закрыть на это глаза. Считать, что идеи исламского радикализма никогда не приживутся в умах кыргызстанцев, по природе своей не склонных к религиозному фанатизму. Верить политикам, которые утверждают, что не так страшен черт, как его малюют. Главное, не забыть, что каждый из нас может ошибаться. А политики — “ошибаться” с расчетом…

 

 

Боевики Исламского движения Узбекистана (ИДУ), как известно, располагают сетью единомышленников и в Кыргызстане. Схроны и листовки “Хизб ут–Тахрира” — явственное тому подтверждение.

 

В Фергане, напомним, эмиссары “Хизб ут–Тахрира” начали действовать еще с середины 80–х годов прошлого столетия. А начало открытого проникновения экстремистских идей датируется 1991 годом. Тогда в Ферганской долине побывал известный теоретик ваххабизма доктор Амджид Али. Он проповедовал в мечетях Намангана и Оша.

 

Впрочем, наш регион — далеко не единственное место притяжения пропагандистов этого экстремистского течения. Некоторое время партия действовала исключительно на Ближнем Востоке. Но, похоже, тахрировцы намерились добраться и до Дальнего. Сейчас почти во всех странах, где распространен ислам, существуют ячейки этой партии. Проповедников джихада от “Хизб ут–Тахрира” задерживают на Кавказе и даже в центральной части России. Во имя тотальной идеи построения мирового халифата партия взяла на вооружение тактику глубокой конспирации.

 

На заре независимости в Узбекистане, кстати, был зафиксирован любопытный случай. Спецслужбы, проверяя биографию одного из задержанных руководителей ячейки запрещенной партии, выяснили потрясающий факт: арестованный несколько лет учился в Академии ФСБ в Москве! Неудивительно, что за представителями “Хизб ут–Тахрира” закрепилась слава мастеров вербовки. Подобных лавров ранее по праву удосуживались лишь сотрудники разведслужб.

 

Несколько лет назад представители СНБ Кыргызстана сообщали о том, что деятельность запрещенной партии в нашей республике в ближайшем будущем предполагает прохождение трех этапов. Сначала вербовку членов организации среди молодежи. Потом проведение массовой агитации своих идей в виде распространения листовок. Затем внедрение своих представителей в государственные структуры. Еще в 2000 году сотрудники отечественной нацбезопасности заявили, что партия “Хизб ут–Тахрир” готова приступить к реализации третьего этапа!

 

Сейчас, похоже, “Хизб ут–Тахрир” уже довольно успешно действует в этом направлении.

 

 

Первой ласточкой новых отношений между запрещенной партией и государством многие сочли памятное заявление Турсунбая Бакир уулу о том, что ни один хизбуттахрировец не имеет отношения к терактам, наркобизнесу, преступлениям.

 

 — Я не могу сидеть сложа руки, когда мне мои избиратели рассказывают о том, как их родственников, детей правоохранительные органы сажают только за то, что они якобы распространяли листовки, хранили книги, — объяснял он свое выступление в интервью газете “Республика” (№ 24, 19 июня 2001 года). — Я переговорил со всеми этими людьми. Это простые бесхитростные люди. Они стали членами “Хизб ут–Тахрира” и распространяли отпечатанные за рубежом и никаким боком нас не касающиеся листовки. Понятное дело, за деньги. …Наши муллы, имамы, муфтият должны были активно сотрудничать с хизбуттахрировцами с тем, чтобы разрешить внутренние противоречия. Но на деле этого нет.

 

Вместо мулл поговорить с последователями “Хизб ут–Тахрира” пыталась Госкомиссия по делам религий. “Как бороться с невидимкой?” — вопрошал в те дни тогдашний председатель госкомиссии Омурзак Мамаюсупов и предлагал: “Разумнее провести открытые переговоры. Пусть придут и откровенно скажут, чего хотят, чего добиваются. А мы обсудим, насколько это законно. Двери Комиссии по делам религий для них открыты. Если члены партии “Хизб ут–Тахрир” придут с мирными намерениями, чтобы обсудить свои цели, мы будем только рады”.

 

Фактически шокирующее заявление главы госкомиссии стало признанием “Хизб ут–Тахрира” как реальной силы. Правда, сам Мамаюсупов подчеркивал, что на диалог с экстремистской партией государство намеревалось пойти не потому, что считает ее серьезным противником. Цель — дать ее представителям высказаться.

 

На открытый диалог с официальными властями партия “Хизб ут–Тахрир” не пошла. Но принялась распространять прокламации адресно, подкидывая их в почтовые ящики представителей власти. Борьба с экстремистским течением вошла в новую фазу.

 

Ныне статистика свидетельствует о том, что распространение идей “Хизб ут–Тахрира” принимает угрожающие масштабы. Только в прошлом году, по некоторым данным, в Кыргызстане по фактам возбуждения религиозной вражды задержано около 50 человек. А на профилактический учет поставлено свыше 1350! Силовиками изъято более 320 пропагандистских книг и журналов, 5950 листовок, 246 аудио– и видеокассет.

 

 

Взрывы в Нью–Йорке и призрачный Усама бен Ладен заставили пересмотреть свои взгляды на исламистских экстремистов и западных демократов. В начале ноября прошлого года парламент Великобритании включил в список международных террористических организаций ИДУ. Вслед за этим последовало сенсационное заявление, озвученное на совместной пресс–конференции замминистром иностранных дел Узбекистана и госсекретарем МИД Франции. Дипломаты призвали включить в черный список и “Хизб ут–Тахрир”.

 

Прозрела и Германия. Журнал “Дер Шпигель”: “…В целях “Хизб ут–Тахрира” и Усамы бен Ладена едва ли имеются различия…”. Немногим ранее немецкие следователи обыскали 27 квартир предполагаемых членов подпольной партии. В том числе издателя известного германского журнала “Эксплицит” Шакера Ассема. Правоохранительные органы ФРГ прямо утверждают о том, что издание — рупор “Хизб ут–Тахрира”. На его страницах часто восхваляют террористов–камикадзе как мучеников.

 

“Шпигель” сообщает, что “Эксплицит” пользовался популярностью у соратников Усамы бен Ладена. Бывший друг террориста Мухаммеда Атта, к примеру, принес один экземпляр этого журнала на допрос в федеральную службу криминальной полиции Германии. Журнал, по его словам, ему лично рекомендовал некий Рамзи Биналшиб, принимавший участие в планировании теракта 11 сентября и недавно арестованный в Пакистане.

 

В городе Мюнстер в одной из квартир хизбуттахрировцев немецкая полиция обнаружила подозрительные химикалии. В Гамбурге — большое количество пропагандистской литературы. Во Франкфурте–на–Майне — 280 тысяч евро и 53 тысячи марок наличными. Валюта была упакована в рюкзак. Для чего — пока неизвестно.

 

 

В Кыргызстане о прямой причастности “Хизб ут–Тахрира” к возможным терактам официальные власти впервые заговорили в прошлом году. Сначала озвучивая версии. Позже — в связи с покушением на секретаря Совбеза Мисира Ашыркулова. Глава правительства Николай Танаев огласил данные СНБ, согласно которым мощные взрывы должны были потрясти практически все значимые населенные пункты республики.

 

Только в Джалал–Абаде, по словам премьера, религиозные экстремисты готовили закладку бомб в 30 (!) местах — на улицах, базарах, в парках отдыха. Ад на улицах городов Кыргызстана должен был начаться в День независимости. “Активизация спецслужб, — сказал премьер, — вынудила руководителей “Хизб ут–Тахрира” отложить теракты на более поздний срок”.

 

Очевидно, что все вышеизложенное свидетельствует о серьезности ситуации. И совершенно очевидно: мы уже не можем закрывать глаза на местные акценты исламского фундаментализма. А что думает об этом наш читатель?

 

 

…В Конституции в категоричной форме закреплено, что в нашей стране не могут издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека. Проект закона «О новой редакции Конституции КР», вносимый на референдум указом президента от 13 января 2003 года, отменяет некоторые имеющиеся у граждан права и свободы.

 

В частности, если предлагаемый президентом проект закона протащат через референдум, то все граждане будут лишены возможности защищать свои права в Конституционном суде, у которого предполагается эти функции отобрать. Необходимо подчеркнуть, что Конституционное совещание подобных антидемократических предположений в свой проект не вносило. Они появились также и не по требованию неких мифических «широких народных масс», в чем нас пытаются убедить. Не стоят за этой неюридической инициативой и члены экспертной группы. Исходя из презумпции невиновности, будем считать, что нашего уважаемого президента кто–то в очередной раз крупно подставил. Он, видимо, был введен в заблуждение, когда, разъясняя причину изъятия у Конституционного суда рассматриваемых функций, попытался сослаться на то, что со временем (?) для этого создадутся специализированные административные суды, которые будут защищать граждан от произвола чиновников, происходящего, так сказать, внизу, в повседневной жизни. Это надо, вероятно, понимать так: наверху, как на Олимпе, сидят безгрешные боги, которые никогда не ошибаются и поэтому никому не подсудны. Подобные то ли наивность, то ли добросовестное заблуждение могут очень дорого обойтись обществу. В проекте закона ничего не говорится об административных судах. Более того, ни Верховный суд, ни местные суды, при которых, видимо, планируется когда–нибудь создать административные суды, вообще не наделены правами осуществления конституционного судопроизводства.

 

Другое нарушение Конституции. Если в настоящее время Конституционный суд уполномочен устранять нарушения Конституции, допускаемые в других судах, то после референдума такого права у него уже не будет. Спрашивается: какой–такой административный суд сможет устранить нарушения Конституции, допускаемые в вышестоящих судах? Приведу примеры из своего горького опыта. Не говоря о том, что невиновен, я к тому же осужден военным судом за преступление, которого нет в действующем Уголовном кодексе. Верховный суд невзирая на протесты, жалобы, такой незаконный приговор утвердил. Аналогичный беспредел допущен и по второму уголовному делу. Я вновь осужден за преступление, отсутствующее в уголовном законе. Поэтому был вынужден обратиться в Конституционный суд, так как, согласно Конституции, человек может быть лишен свободы только на основании закона. Другими словами: нет закона, нет статьи — нет ответственности, нет преступления.

 

Примеров, подобных моему, можно привести сотни. И все это результат судебного произвола, творимого в последние годы по уголовным, гражданским и другим делам. А что будет, когда Верховный и иже с ним суды окончательно станут бесконтрольными и к тому же при правителе, наделенном практически неограниченными полномочиями? Я понимаю, что в Конституционном суде тоже люди, но хоть какой–то шанс остается на возможность добиться правды. В своем ходатайстве в Конституционный суд я указал и на нарушение моих конституционных прав как избирателя. Согласно Конституции, все законы подлежат обсуждению в Жогорку Кенеше и никаких исключений в этом вопросе не предусмотрено. Однако президент нарушил эти требования Конституции, внеся проект закона на референдум без предварительного обсуждения в парламенте.

 

Авторы проекта закона «О новой редакции Конституции Кыргызской Республики», предвидя, что данное нарушение рано или поздно будет замечено, не стали переносить в новый вариант положение о том, что граждане участвуют в обсуждении законов через своих представителей, т. е. депутатов. Чуточку подредактировали, переставив слова, и получился совершенно иной смысл, чем тот, который заложен в тексте существующей Конституции. Надо отдать должное комбинаторскому таланту президента. Он, уступив в малом, забрал многое: поделившись небольшой толикой своих полномочий, на порядок усилил свою власть, приблизившись к абсолютизму…

 

…К тому, что партии будут лишены возможности участвовать в выборах в ЖК по партийным спискам, я отношусь отрицательно. Ссылки президента на то, что в США, Японии, Греции, Швеции выборы проводятся по одномандатным округам, без раскрытия сути политической системы о том, что в этих странах партиям принадлежит право формирования правительства, нельзя принимать в качестве неопровержимых доводов. В указанных странах партиям оказывается серьезная государственная поддержка, они являются составной частью государственного механизма и важнейшим элементом функционирования и развития гражданского общества. Возьмем Россию, которую мы знаем лучше. У них тоже активно обсуждаются подобные вопросы. Мнение президента В. Путина диаметрально противоположно мнению А. Акаева, и, надо признать, оно более обоснованное. В России считают, что участие партий в парламентских выборах по партийным спискам — это один из наиболее действенных и пока единственно эффективных способов их существования и развития. Без этого стимула партии не могут иметь политического будущего. Поэтому я расцениваю лишение права партий избираться в ЖК по партийным спискам как откат от демократии, как неприкрытое намерение не развивать гражданское общество.

 

…После референдума у нас будет не президентская, а президентско–парламентская республика… Такие разделения достаточно условны и во многом субъективны. Более или менее четко выраженные признаки имеет парламентская республика. Я, например, считаю, что у нас в стране с момента обретения независимости и по настоящее время президентско–парламентское устройство, а после референдума будет президентская республика, так как президент наделяется правом наложения абсолютного вето на любые законы. При этом он никому ничего не обязан объяснять, ограничиваясь простым уведомлением ЖК, что закон не подписан. Таким правом вето не каждый диктатор обладает.

 

В статье 46-й Конституции президенту предоставляется право по собственной инициативе назначать референдум. Следовательно, не требуется, чтобы глава государства согласовывал выносимый им проект Конституции на обсуждение палат ЖК. Это техническое действие, не отменяющее другие обязательные этапы, предшествующие референдуму. Иначе любой президент очень быстро подстроит под себя Основной закон страны. Даже триста тысяч избирателей не могут заставить избранную ими власть автоматически принять решение о проведении референдума. Как я указал в своем ходатайстве в Конституционный суд, ЖК обязан обсудить и рассмотреть любой закон перед его принятием и исключений здесь нет. В действующей Конституции заложен определенный механизм сдержек и противовесов, и поэтому ЖК, как и триста тысяч избирателей, не может самостоятельно принять решения о проведении референдума, а президент не может выйти на референдум, пока предлагаемый им или еще кем–либо законопроект не будет принят в ЖК, и к тому же он должен иметь соответствующее заключение Конституционного суда. В этом логика баланса ветвей власти, которая должна быть в демократическом государстве и которая заложена в нашей Конституции. С сожалением приходится констатировать, что наш уважаемый президент, несмотря на его выдающиеся способности, проявившиеся во внешнеполитических делах, никак не может ужиться не только со своими политическими оппонентами, но и с высшими законодательными органами страны: первый легендарный парламент, не без участия приближенных к нему людей, был распущен, а второй хотят кастрировать через референдум.

 

Другие недостатки новой редакции Конституции. Во–первых, проект предусматривает, что до окончания срока полномочий депутатов ЗС и СНП ЖК они будут продолжать исполнять свои обязанности, но только разделив между собой функции однопалатного парламента. На практике это неизбежно приведет к хаосу, юридическим коллизиям. По проекту, к совместному ведению двух палат ЖК относится около десятка функций, но механизма их исполнения каждой из палат не предусмотрено. Например, такая функция, как принятие законов, принадлежит обеим палатам. Согласно проекту, в основном все законы принимаются большинством от общего числа депутатов Жогорку Кенеша. Это порядок для однопалатного парламента, а как он будет применяться для двухпалатного? Голосовать раздельно по палатам нельзя. В проекте однозначно сказано: от общего числа депутатов всего Жогорку Кенеша, а вместе голосовать не получается: СНП работает сессионно. Данный вопрос невозможно отрегулировать на уровне регламентов ЗС и СНП. Это будет нарушение Конституции, «колхозно–художественная» самодеятельность. Поэтому, как я предлагал раньше, нужно или принять временный конституционный закон, пропустив его через референдум, где эти вопросы должны быть подробно расписаны, или же после референдума избрать однопалатный парламент. Другого пути нет.

 

Во–вторых, вопрос, поставленный на голосование об отношении к А. Акаеву, входит в очевидное и непреодолимое противоречие с проектом закона «О новой редакции Конституции КР». Главным условием сохранения А. Акаева на своем посту является то, «чтобы претворить намеченные положительные конституционные изменения в жизнь». А какие изменения предусматриваются? Перечислим основные: создание однопалатного парламента, новый порядок назначения правительства, судей, прокуроров, членов ЦИК и других. Однако, как известно, эти изменения должны произойти не раньше 2005 года. Тогда вполне уместно спросить инициаторов референдума: зачем проводить референдум и зачем ставить вопрос перед избирателями о необходимости оставления А. Акаева на посту президента, если он не намерен претворять намеченные положительные конституционные изменения в жизнь в процессе исполнения своих полномочий до 2005 года? Конституция имеет прямое действие, и если референдум состоится, то А. Акаев обязан провести все эти «положительные» изменения в жизнь.

 

Можно еще отметить такие, к примеру, «мелочи». В статье 22 проекта указано, что запрещается использование прав и свобод для «разжигания социальной ненависти». Что это означает на практике? Если какая–нибудь газета или человек будет жестко критиковать какого–нибудь чиновника за невнимание к нуждам людей, нескромный образ жизни и т. п., то у населения вполне вероятно появится чувство «социальной ненависти». Тогда надо пересажать всех недовольных, начиная с пенсионеров. Другой пример. В действующей Конституции записаны такие права и свободы, отсутствующие в проекте, как право на моральную неприкосновенность, личную безопасность (ее заменили на более узкое понятие «неприкосновенность»), на свободное развитие личности и, самое главное, убрали право на свободу печати.

 

Есть и другие, скажем так мягко, «шероховатости», о которых сейчас много говорится, и все они требуют обязательной доработки, доведения до ума. Все же Конституцию как–никак принимаем.

 

Я понимаю, что президент очень торопится получить мандат доверия от народа, новые широкие полномочия, чтобы побыстрее навести порядок, поставить на место оппозицию, приструнить СМИ, но, как говаривал М. Жванецкий, «тщательнее надо делать, тщательнее».

 

…После того, как я обращусь в Конституционный суд, скорее всего, будет организовано мощное и, безусловно, скрытое давление на членов Конституционного суда, чтобы не допустить отмены референдума. Слишком многое поставлено властями на кон. Хотя, по большому счету, речь всего–навсего ведется о необходимости доработать сырой вариант, чтобы потом не позориться перед всем миром.

 

Судя по всему, в других бывших республиках еще никто не начинал проводить конституционную реформу, так что бояться не надо, что мы не будем первыми. Нас пока никто в этом вопросе не обгоняет.

 

НА КОНТЕЙНЕРНОЙ площадке — не протолкнешься. Русские по-прежнему уезжают из Центральной Азии. На этом построен целый бизнес. За мзду легче оказаться перед заветным окошечком без давки в очереди, за «зеленый» стольник таможенник с пограничником закроют глаза на содержимое контейнера.

 

— Надо ехать, — вздыхает Нина Рыжова, проектировщица одного из ташкентских институтов. — Дети оканчивают школу, в России у них больше перспектив выйти в люди.

 

Нина Рыжова родилась и выросла в Узбекистане, считает его своей родиной, в России — ни друзей, ни родных. По дешевке продала родительский дом, две квартиры. Знает, что впереди — море проблем, жизнь придется начинать с нуля.

 

Похожую картину можно наблюдать в Киргизии. Из Туркмении и Таджикистана уже попросту некому уезжать: там фактически остались лишь одинокие старики. В более благополучном Казахстане этот процесс сейчас не носит столь острого характера. Но и без того масштабы переселения русских из республик Центральной Азии поистине эпохальные. Причем, если заселение в этот регион проходило на протяжении нескольких веков, длительность обратного действия укладывается в последнее десятилетие.

 

Начало миграции положил распад Союза, вызвавший практически во всех образованных здесь государствах межэтническую напряженность. Даже бытовые ссоры на транспорте, на базаре, случающиеся во все эпохи, на заре независимости превращались в разборки на национальной почве. Появился на свет ряд других государственных актов, подчеркивающих суверенность республик, но психологически давящих на некоренное население.

 

Поднимались не только семьями — целыми цехами и селами. В Кузбасс уезжали шахтерскими бригадами. С Ташкентского авиационного завода в Смоленск и Самару перебрались большие группы специалистов. Сибирь заметно пополнилась русскими «киргизами».

 

Бурные волны миграции не прошли бесследно и для самих центральноазиатских республик. Уже подсчитано, что тот квалифицированный кадровый потенциал, который потеряла, скажем, Киргизия, мог произвести валовой продукт, равный по своему размеру нынешнему годовому бюджету этой страны.

 

По данным из различных источников, с 1989 по 1999 год численность русских в Казахстане с 6 миллионов сократилось до 4,4 миллиона, из Узбекистана за десять лет на историческую родину выехали свыше 300 тысяч, Киргизию покинули полмиллиона человек. Специалисты в области межнациональных отношений утверждают, что реальные цифры значительно превышают официальную статистику.

 

Существует мнение, что по большей части люди уезжают не от обид, а, что называется, за длинным рублем, найден даже термин на этот случай — «экономическая миграция». Но не стоит все-таки сбрасывать со счетов влияние правовых и психологических факторов. Мотивацией к отъезду были и потеря престижной работы, и опасение за будущее. А сегодня уже появилось новое «научное» определение происходящему — синдром потери друга и родственника. Оставшиеся начинают испытывать чувство одиночества. Они задаются вопросом: что делать, если рядом не осталось дорогих мне людей? Свое влияние оказывает высокий уровень безработицы, при которой многие оказались не у дел.

 

Озабоченность складывающимся положением вызвала появление в той же Киргизии указов президента Аскара Акаева о регулировании миграционных процессов. Наиболее значимыми в них были позиции, связанные с кадровой политикой, которая во многом не соответствует демографическому раскладу. К примеру, в Чуйской долине, наиболее «продвинутом» регионе этой республики, состав населения делится в пропорции 50 на 50. Между тем среди первых лиц в хозяйственных и управленческих структурах русских практически нет.

 

В Казахстане законодательные нормы позволяют президенту республики утверждать кандидатов в депутаты от национальных меньшинств. Вместе с тем телеканалы теперь обязывают занимать не менее половины эфирного времени передачами на казахском языке. Именно знание (вернее, незнание) государственного языка становится для многих русских специалистов шлагбаумом, который закрывает им дорогу к государственной службе.

 

Год назад Киргизия в законодательном порядке приняла русский язык как второй официальный, затвердив де-юре то, что фактически существовало все это время — русскоговорящее общество. Конституционный статус русского языка — явление отнюдь не лингвистическое. Он должен стать сигналом к тому, что русские люди на равных могут занимать должности, чувствовать себя комфортно. Но много воды утекло, пока произошло утверждение роли языка. За это время разного рода аттестационными комиссиями по госязыку деликатно вымыто с руководящих должностей 70-80 процентов русскоязычного состава.

 

Русских в Узбекистане вообще никто не удерживает: ни правительство, ни парламент, ни общественность. Подтекст очевиден: своего народа девать некуда. А тут задаром сотни тысяч квартир, рабочих мест.

 

Несколько уверенней держат себя люди бизнеса, особенно в компаниях с российским капиталом. Но барьеры и на их пути немалые. Поскольку налоговые, таможенные службы, прокуратуры в основном мононациональны, человеку, открывшему свое дело, начавшему успешно раскручиваться, легко чинят препятствия. Но выдвигать обвинение по поводу «ущемления прав русского меньшинства» себе дороже. Да и доказать его весьма непросто. Вот и остается голосовать ногами.

 

На собственные политические движения русские в республиках не отваживаются. Очень слабо они представлены в выборных органах, республиканских парламентах. Вот как объясняет это положение председатель Славянского фонда, под крышей которого объединились проживающие в Киргизии этнические россияне, Валерий Вишневский:

 

— Мы не раз предлагали найти механизмы, которые позволят иметь адекватное число достойных политиков разных национальностей в депутатском корпусе, чтобы активно участвовать в законотворческой деятельности. Но не находили поддержки у местного истеблишмента. Нам часто советуют: создавайте партию — и вперед, на выборы. Но путь политического объединения по национальному признаку сомнителен и вряд ли приведет к хорошим результатам.

 

А стоило десятку вполне законопослушных граждан Казахстана зарегистрировать Русскую партию, как их тут же одернули обидевшиеся депутаты. Русскую партию срочно переименовали в «Соотечественников» и выдвинули лидера с «правильной» фамилией. Общественные организации русских диаспор по большей части ограничиваются культурной проблематикой, выступлениями ансамблей песен и плясок.

 

Публичная критика в такой деликатной сфере, как положение русских, здесь не в ходу. Да и обижаться вроде особо не на что, если сравнивать «азиатских» русских с «прибалтийскими». Ни одному русскому не отказали в республиках Центральной Азии в гражданстве только потому, что он русский. Ни одного не посадили в тюрьму только за то, что тот сражался за «российскую империю». И все же народ русский утекает из региона. Главная причина — увеличивающийся разрыв в комфортности жизни. И хотя теперь на восточном базаре уже не услышишь: «Не хочешь, не бери, уезжай в свою Россию», а, наоборот, кричат: «Брат, сестра, возьми, уступка будет», есть что-то такое, что заставляет бронировать билет на север.

 

Тем временем из Каракола (бывшего Пржевальска), что расположен на берегу Иссык-Куля, обращаются в Славянский фонд: помогите, пожалуйста, с учителями русского языка, мы дадим им квартиры, хорошую зарплату — требуются живые носители языка. В самом отдаленном городе Киргизии — Нарыне — в единственной русской школе осталось всего семь русских учеников. Зато две тысячи киргизских семей перевели сюда своих детей на обучение. В детских садах Ташкента вновь срочно открывают русские группы — так хотят узбекские мамочки.

 

Да и для администраций, переполненных местными чиновниками, страдающими родоплеменными нравами, русские управленцы — благо. Хотя они держатся на вторых ролях и понимают, что министром иностранных дел, главой парламента представителю «некоренной» нации стать не светит. Президентом по закону не изберут. Но русские — благодарный электорат. Они в большинстве поддерживают официальную власть.

 

Русские в национальных республиках — сильная опора государству Российскому. Здесь они во сто крат большие патриоты, чем под отчей крышей. По правде говоря, в первые годы суверенизации, когда повсюду полыхали националистические лозунги, люди не особо ощущали, что находятся под защитой своей исторической родины. Поворот в российской политике наметился в 1999 году, когда появилась строчка в федеральном бюджете на поддержку соотечественников за рубежом. Цифра поначалу была скромная, но она потихоньку увеличивается и сейчас составляет 200 миллионов рублей. Причем действует не только федеральная программа, но появляются и региональные программы поддержки соотечественников, благодаря которым поступает благотворительная помощь некоторым неимущим пожилым людям, молодежи из слабообеспеченных семей предоставляется возможность бесплатно обучаться в российских вузах. Но ценнее этой благотворительности могло бы стать более активное участие России в реанимации оставшихся на территории республик бывших союзных предприятий, где по большей части трудились русские. Теперь, понятно, такие производства должны преобразоваться в совместные, на паритетной основе. Причем не только предприятия. Примером удачного соединения усилий двух стран в области образования для русскоязычной молодежи может служить Киргизско-Российский Славянский университет. В сфере экономики пока таких примеров маловато.

 

Между тем включение «производственной составляющей» в российскую политику, направленную на поддержку наших соотечественников в ближнем зарубежье, сыграло бы решающую роль в снижении миграционного накала, который не остановит никакое устрожение законодательства по этой части. И главное, русские люди, не в первом поколении приросшие к Центральноазиатскому региону, остаются здесь форпостом, более надежным, чем любое военное присутствие.