Kyrgyzstan Review

После событий 24 марта 2005 года, приведших к смене правящего режима, в Кыргызстане назрела необходимость кардинальных перемен. Проявлением этого стала конституционная реформа. Одним из основных вопросов, выносимых на обсуждение повестки дня Конституционного совещания, явился выбор формы правления. Часть парламентариев и представителей гражданского общества, в качестве альтернативного варианта, предложила создать парламентскую республику.

Вопрос о парламентаризме в Кыргызстане сейчас приобретает особую актуальность в свете годовщины событий 24-го марта. Стоит лишь напомнить, что одной из основных причин, вызвавших недовольство народа, являлись массовые нарушения во время февральских выборов в Жогорку Кенеш. В последующем одним из требований кыргызских «революционеров» был роспуск парламента.

Идеологи парламентской формы правления предлагают несколько вариантов решения данной проблемы. Первые считают нужным передать Жогорку Кенешу верховную власть путем расширения полномочий высшего законодательного органа. Другие, более склонные к компромиссу, настаивают на усилении роли парламента в сфере распределения властных полномочий. У данной группы, ратующей за парламентскую форму правления, существует мощное лобби и группа поддержки, заинтересованная в усилении парламента.

И все-таки, большинство политиков и экспертов склоняются к мнению, что парламентская республика на сегодняшний день неприемлема для Кыргызстана. Возникает законный вопрос — почему? Одним из аргументов «против», помимо всех прочих, являются действия кыргызских парламентариев, зачастую вызывающие законное возмущение рядовых избирателей. Попробуем рассмотреть их.

Введение парламентской формы правления лоббируется начиная с 2002 года. После трагических Аксыйских событий средством компромисса между властью и оппозицией была избрана конституционная реформа. В сентябре — начале октября 2002 года Конституционное совещание рассматривало несколько вариантов форм правления. Ещё тогда светила перспектива перехода к парламентской республике. Данный вопрос был «принят к сведению» секретариатом Конституционного совещания, состоявшим из сотрудников Юридического отдела Администрации президента. Данный секретариат занимался подготовкой окончательного варианта проекта новой редакции Конституции. Как и ожидалось, в итоговом варианте Основного закона страны не были учтены многие предложения делегатов и членов Конституционного совещания. Несмотря на это, в феврале 2003 года сторонники парламентаризма добились частичной победы — согласно новой редакции Конституции Кыргызской Республики Жогорку Кенешу были переданы определенные полномочия.

Активизация идеологов парламентаризма началась после мартовских событий 2005 года. Они не могли не воспользоваться случаем, когда в стране назревала очередная Конституционная реформа.

С самого начала 2005 года началась интенсивная деятельность депутатов Жогорку Кенеша по усилению своих полномочий (т.е. ещё до мартовских событий). Некоторые ещё тогда высказывали предположение, что полномочия Жогорку Кенеша будут расширены путем внесения поправок в Конституцию, поскольку срок правления А. Акаева подходил к концу.

Так, в начале января 2005 года, депутаты приняли Конституционный закон «О статусе депутата Жогорку Кенеша Кыргызской Республики», согласно которому депутаты сняли с себя какую-либо ответственность и наделили себя только правами и привилегиями.

Весной 2005 года депутаты по инициативе депутата К. Конгантиева принимают Конституционный закон «О референдуме Кыргызской Республики», положения которого прямо противоречат Конституции. Если сравнить данный закон с действующим законом «О референдуме», то он написан очень сложным и запутанным языком. Но даже не это главное. Депутаты решили, что итоги референдума могут быть изменены решением самого Жогорку Кенеша, а в случае отказа по проведению референдума Жогорку Кенешем данный вопрос можно поднимать лишь через два года, если даже за проведение референдума проголосуют 300 тысяч избирателей. Как могли депутаты нарушить ст. 1 Конституции, согласно которому «народ является единственным источником власти», а решение, принятое на референдуме, может быть изменено только лишь путем референдума? Естественно, что данный конституционный закон депутаты приняли для того, чтобы обезопасить себя и не потерять раньше времени депутатские кресла. Напомним, что в это самое время Т. Тургуналиев параллельно собирал подписи избирателей за роспуск Жогорку Кенеша. Данный закон должен был помешать этому.

Наибольшее возмущение вызывает принятие депутатами законов «О служебных квартирах депутата Законодательного собрания и депутата Собрания народных представителей Жогорку Кенеша Кыргызской Республики I и II созывов» и «О транспортном обслуживании депутата Жогорку Кенеша Кыргызской Республики III созыва», принятых Жогорку Кенешем Кыргызской Республики 19 декабря 2005 года. Первый закон предусматривает право депутатов выкупать служебные квартиры на льготных условиях. Видимо, депутаты не забыли, что согласно ст. 2 Закона «О приватизации жилищного фонда в Республике Кыргызстан» от 20 декабря 1991 года, в которой говорится, что служебные жилые дома и квартиры не подлежат приватизации, за исключением жилого фонда совхозов и приравненных к ним сельскохозяйственных предприятий. Неужели служебные квартиры депутатов приравнены к служебным жилым домам совхозов?

В данном случае, также нарушается ст. 22 Конституции Кыргызской Республики, согласно которой законы Кыргызской Республики должны одинаково применяться ко всем гражданам. Тем самым исключается возможность создания преимуществ и привилегий для кого-либо, кроме случаев, предусмотренных Конституцией и законами по социальной защите граждан.

Второй закон предполагает предоставление депутатам служебных машин и после окончания ими своих полномочий, а в случае смерти депутата его семье. Надо учесть, что в рамках проводимых государством реформ осуществляются мероприятия по уменьшению госрасходов, в том числе и по сокращению количества служебных автомобилей в государственном автопарке. Расход дополнительных средств для обслуживания депутатов будет чрезмерно обременительной обузой для рядовых налогоплательщиков.

Жогорку Кенеш также создал свое Управление делами, которое занимается материально-техническим обеспечением парламентариев и аппарата Жогорку Кенеша. Аппарат Жогорку Кенеша на сегодняшний день составляет 700 служащих. Это в 4,5 раза больше, чем в Администрации президента. В то время, когда в государстве, согласно указу президента «Об оптимизации структуры государственных органов Кыргызской Республики» от 30 ноября 2005 года, идет постепенное и целенаправленное сокращение расходов на государственный аппарат, Жогорку Кенеш увеличил свой бюджет до 300 млн. сомов. За счет этих средств можно было увеличить пенсии инвалидам, зарплату учителям, стипендии студентам.

Не случайно, что на все вышеперечисленные законы президентом страны было наложено вето. Парламентарии, в свою очередь, стараются заблокировать проекты законов, вносимые президентом.

Для того, чтобы окончательно себя обезопасить, депутаты в декабре 2005 года приняли закон «О признании утратившим силу Закон Кыргызской Республики «О порядке отзыва депутата Законодательного собрания и депутата Собрания народных представителей Жогорку Кенеша Кыргызской Республики» от 31 октября 1996 года». Здесь налицо еще одно нарушение Конституции Кыргызской Республики, а именно положений, касающихся права избирателей отозвать «прозаседавшегося», нерадивого депутата. Законодатели мотивировали свою позицию тем, что раз была принята новая Конституция, закрепившая новую структуру парламента, то настоящий закон уже устарел. Ну, просто железная, беспроигрышная логика. В таком случае следует принять новый закон о порядке отзыва депутата, а не быстро отменять прежний.

Особой темой разговора остаётся вопрос теневого покровительства некоторыми депутатами подозреваемых в совершении преступлений. Этому есть яркие подтверждения, например, поручительство депутатов за Р. Акматбаева, А. Исманкулова и др. Получается, что сотрудники МВД задерживают и арестовывают лиц, преступивших закон, а депутаты, используя свой статус, освобождают их из-под стражи под своё поручительство. В данном случае, напрашивается предположение о вероятной связи криминальных структур с отдельными представителями законодательной власти.

Именно в силу вышесказанного, современный парламент Кыргызской Республики не способен оправдать в полной мере доверие избирателей. Даже эти небольшие примеры, приведенные в данной статье, позволяют убедиться в том, что время парламентской республики в Кыргызстане не наступило.

Нуридин Нураков

www.apn.kz

Итоги революции и перспективы в эксклюзивном интервью бишкекского политолога Александра Князева.
По его мнению, в ходе мартовского переворота “вожди оппозиции всего лишь подобрали “корону, лежащую в грязи”. (Очевидно, оброненную в спешке экс-президентом).
— Александр, как вы думаете, почему старая власть не смогла удержать свои позиции и мартовский переворот имел место?
— Причин, или факторов несколько. Главными из всех факторов, приведших к государственному перевороту, на мой взгляд, можно считать как слабость верховной власти, которая всегда чревата ее самоустранением, так и внешнее вмешательство — прямое и опосредованное — прежде всего со стороны США. Не сбрасывая со счетов эндогенные факторы (слабость и коррупция властей всех уровней, деградированная экономика, межэтническая напряженность, отсутствие социальных перспектив у значительной части молодежи и проч.), приоритет при рассмотрении причин киргизского переворота, как мне кажется, следует отдавать все-таки внешним факторам. Большая часть населения в рассматриваемых событиях была абсолютно пассивна. Но в ситуации пассивного большинства и социально активного меньшинства, практически полностью собравшегося на одной стороне, и происходит большинство классических переворотов.
Рассуждения о бедности как о причине мартовских событий 2005 года в Кыргызстане — от лукавого. Недовольство людей — я имею в виду это самое активное меньшинство — часто проистекает не от ухудшения материального положения, а от улучшения: меньшего, чем ожидаемое.
Вот эти ожидания и формировались многочисленными НПО, некоторыми СМИ, а финансировались они исключительно через западную грантовую систему. Образовался огромный, по меркам Кыргызстана, социальный слой “грантоедов”. На протяжении примерно с 2000-го по 2005 год сформировался специфический механизм содержания альтернативной элиты с помощью иностранных вливаний. Легкие и доступные грантовые деньги привлекли самых разных людей, “скинутых” с государственных постов и сразу же “прозревших” относительно характера “акаевского” режима.
С другой стороны, и в распоряжении киргизской власти не оказалось опоры пресловутого “административного ресурса”, сложная игра с оппозицией оказалась за рамками квалификации власти. Режим власти в период президентства Аскара Акаева не являлся сверхжестким, но и не был нормально приспособленным к смене власти в результате конкуренции.
— Мог ли Акаев поступить иначе, чем действовал 24 марта?
— Беда Акаева, его вина перед собственным народом в том, что в марте 2005 года он не защищал по-настоящему интересы государства. Я где-то встречал такое определение: “комплекс перестроечного профессора”, вот этот-то комплекс, видимо, не позволил ему поступить так, как нужно поступать с людьми, штурмующими здания органов власти, сжигающими судебные архивы и выпускающими на свободу рецидивистов…
Мне сейчас очень интересно другое. Акаев своими четырнадцатью годами президентства заложил мощную мину для последующих политиков. Сегодня у Курманбека Бакиева я наблюдаю чрезвычайно мощное стремление установить жесткую и предельно авторитарную модель управления. Но это наталкивается на достаточно сильную контрреакцию со стороны и общества в целом, и политического класса в частности. “Туркменский” вариант после этих четырнадцати лет уже просто не пройдет! А как этот процесс будет развиваться?..
Другой вопрос — поведение Аскара Акаева 24 марта. Описывать в рациональных категориях его почти невозможно. Но, в любом случае, своими действиями он сразу поломал жесткую матрицу “бархатной” революции, не сыграв ту роль, которая ему предназначалась организаторами переворота. Он отдал власть сразу и без боя, оказав тем самым весьма дурную услугу оппозиции. Лидеры оппозиции ринулись делить кабинеты, контроль над событиями был утерян, ситуация стала почти неуправляемой ими, оказавшись под контролем криминальных группировок.
Я думаю, президентство и уход Аскара Акаева — мощный повод задуматься над тем, нужны ли интеллектуалы такого уровня в политике, и если нужны, каковы необходимые трансформации их личности.
— Как вы считаете, как долго будет идти процесс разделения власти? Насколько сильны позиции киргизской оппозиции? Возможны ли политреформы в Кыргызстане?
— Бакиеву и его окружению очень хотелось бы обойтись без политических реформ. В принципе, события последних месяцев свидетельствуют о некоторых их успехах на этом пути. Избавление от спикера Омурбека Текебаева сильно ослабляет общие позиции парламента. Вопрос реформирования системы государственного управления в наибольшей степени лоббировался именно парламентом. Теперь депутатов заставят заниматься текущим законотворчеством, либо, если они будут демонстрировать слишком большую самостоятельность, инициируют роспуск парламента. Подручные партии и движения типа “Эркиндика” скандально известного Топчубека Тургуналиева всегда под рукой, необходимые триста тысяч подписей “нарисуют” быстро…
Премьер-министр Феликс Кулов также уже вряд ли станет серьезным инициатором конституционной реформы. В событиях, связанных с отставкой Текебаева, он четко продемонстрировал, что он — человек президента.
Внепарламентская оппозиция, как и парламентская, сегодня также находится в некоем транзитном состоянии. Бекназаров, Отунбаева и другие — они ведь все вчерашние “революционеры”, им не с руки напрямую бороться с результатами собственной деятельности. Им просто нужны от содеянного некие преференции в виде должностей. Поэтому их оппозиционность будет напрямую зависеть от договороспособности Бакиева. Сумеет он им предложить нечто, что будет способно удовлетворить их амбиции, значит, и в оппозиции их уже не увидим…

— Ну что ж, может, тогда подведем главные итоги первого года со дня революции?
— Главные итоги года — кризис в экономике: тщательно вуалируемый, но, тем не менее, имеющий место быть. В 2005 году в экономике вместо намечавшегося роста в 7,5 процента произошел спад до 0,6 процента, то есть страна не досчиталась более 8 процентов прироста экономического потенциала! При этом падение производства в промышленной сфере составило 12 процентов, а в обрабатывающих отраслях — свыше 15 процентов. Рухнул туристический бизнес, бурно развивавшийся в последние годы. Дефицит торгового баланса вырос почти вдвое. Чрезвычайно перспективный переговорный процесс с международными донорами о списании и реструктуризации внешнего долга полностью заморожен. Более того, ухудшение экономического положения в 2005 году сопровождалось непредвиденным ростом внешнего долга: к концу 2005 года он составил 2 миллиарда 56 миллионов 288 тысяч долларов.
За прошедший год заметно снизились реальные доходы населения, возросла безработица, произошло сокращение как внутренних, так и внешних инвестиций, ухудшение основных социальных показателей. Относительная социальная стабильность обеспечивается пока лишь за счет расходования средств стабилизационного фонда, а также золотовалютных резервов, накопленных при Акаеве.
Межклановое перераспределение собственности и властных функций стало главной сущностью мартовского переворота. Естественно, что на протяжении всего года республика находится в острейшем политическом кризисе, поскольку быстро и безболезненно такое произойти не может.
Идет дальнейшее нарастание регионального сепаратизма. В республике происходит даже не диффузия власти, а ее фрагментация. Власть распределяется по местам, каждый глава области или района все меньше и меньше подчиняется центру и становится подобен афганскому полевому командиру.
В этом же ряду — негласно поощряемый новой властью рост титульного национализма, повлекший уже ряд межэтнических конфликтов (с узбеками, дунганами, курдами), некоторые из которых сопровождались погромами и последующим массовым выездом этнических общин (дунганской) в соседний Казахстан. Растет и миграция русского населения в Россию и, опять же, в Казахстан.
В общем, перспективы в целом невеселые…

Ботагоз Сейдахметова

www.np.kz

Феликс Кулов – о жизни, о себе, о политике и перспективах нашей страны…

— Феликс Шаршенбаевич, Нельсон Мандела всегда вспоминал время проведенное в тюрьме с добрыми чувствами, потому что у него было много времени, чтобы читать книги и размышлять. Как вы вспоминаете время, проведенное в тюрьме?

— Половину срока я отсидел в одиночке. Вторую, меньшую часть я провел в колонии. Вы знаете, на меня накатили два судебных процесса, в каждом по 20 томов, которые надо было изучать. К сожалению, это сильно сказалось, потому что я должен был много читать материалов уголовного дела, анализировать, это отнимало много времени. И процесс шел очень долго, практически два года. Поэтому времени было не достаточно, чтобы я мог еще что-то читать. Но я читал. Хотя, находясь в одиночке, мне долгое время не давали возможности иметь телевизор и радио, я был этого лишен. Но, тем не менее, это кажется, что я был изолирован, у меня были возможности, каким образом, я пока не буду говорить, получать информацию из разных источников, даже будучи в одиночке. А когда я попал в колонию, я читал намного больше того, чем я сейчас читаю, но там много времени у меня отнимало общение с заключенными, которые просили моей помощи как юриста: составлять жалобы, изучать их дела. От этого никуда не денешься, потому что люди просят, у них нет возможности нанять адвоката, поэтому я много им помогал. О том, что я там находился, у меня такой характер, я забыл.

— Во сне не снится тюрьма?

— Нет абсолютно, я очень спокойно к этому отношусь. Что было, то было.

— Как вы думаете, кыргызские исправительные учреждения могут действительно исправить преступника?

— Название конечно у колонии «исправительная», но там системы исправления не существует. В чем их особенность? Это колонии советского типа. Это территория огороженная забором, по углам которой стоят часовые. Половина территории бараки, где заключенные живут, половина производственная зона, где они работают. На ночь никого не закрывают, все ходят открыто, потому что не возможно и днем и ночью охранять. Вот такая система, а раз они свободно ходят, то получается они все «герои», и у каждого свой характер и для того, чтобы не было каких-то неправильных действий, десятилетиями вырабатывались правила внутреннего общения в колониях. Все кто там находится, должны эти неписанные правила соблюдать. Там нет авторитетов, в том смысле, что не смотрят, кто кем был на воле. В тюрьме проверяется кто ты такой. Поэтому эта система действует в своих рамках. Нет государственной системы исправления, есть эта среда. Многие попадают и больше не хотят туда попасть, потому что люди там делятся не по национальности, не по возрасту, не по социальному статусу, а по категориям, кто раньше сидел, кто как себя ведет, кто каким видом производства занимается, некоторые считаются нетрадиционной ориентации, они отдельно содержатся. Такая система градации существует, ее называют делением по мастям. Поэтому если кто-то попадает в определенную категорию, там есть свои ограничения, поэтому не все хотят туда обратно попасть только по этой причине. Это не исправление, это не желание вернуться.

— Почему произошли бунты в колониях?

— Я знаю, почему это произошло. Этим занимается прокуратура. Но речь идет о другом. Государство не имеет возможности давать работу заключенным. Раньше люди работали, приходили в бараки получали какую-то зарплату, что-то могли покупать. Сегодня ни одно производство не работает, целый день заключенный предоставлены сами себе, не знают чем заняться. Кто-то старается сделать какие-то подделки своими руками, чтобы потом продать, шкатулку или шахматы. Естественно своими руками стараются обустроить комнату, в которой живут. Мне показали мою комнату: 4,5 метра, бетон, зимой очень холодно, летом жарко. Я поставил себе печку, чтобы не замерзнуть зимой я спал одетым, практически не раздевался. Такие были условия. А что делать, жаловаться кому-то? Свою постель принес, привез свой телевизор. Нашел линолеум, мне ребята помогли застелить его. Такова жизнь в колониях. Те, у кого есть возможность сделать эти условия лучше, они определенные условия создают и администрация с этим мириться. Например, я принес в колонию две швейные машинки, одну своей покойной матери, другую у своего товарища взял. Для того, чтобы заключенные могли на этих машинках, что-то шить, и этим зарабатывать деньги. Я завез для заключенных деревообрабатывающий станок, чтобы кто-то мог делать столы и стулья. Но кто-то имел больше возможности. Говорят, что кто-то построил себе две-три комнаты, администрация все это прекрасно знала. В другом месте говорили, что у заключенных была лошадь, они пили кобылье молоко. Но это нормально, если нет в колонии лекарств, а кобылье молоко как раз полезно при туберкулезе. Некоторые журналисты говорят, что это шик. Это не шик, это необходимость для больных людей.

— И бильярдный стол?

— А что в этом плохого? Прожить там 2-3-4-5 лет без ничего? Если есть друг, который может дать бильярдный стол, что в этом плохого? Я привез, установил в колонии теннисный стол, поставил баскетбольный щит, волейбольную площадку помог это сделать, чтобы люди могли играть. Они же сидели целый день и курили. Я сделал бадминтонную площадку, многие даже не знали, что такое бадминтон. Разве это плохо? То, что они поставили бильярдный стол, я не считаю это преступлением. Человек сидит 10 лет, ему помогли поставить бильярдный стол. Библиотеку я там поставил.

— Но в колонию запускали родственников заключенных, они там жили. У авторитетов была сооружена сауна, собственная кухня, каминный зал и т.д.

— Я помог сделать две бани, небольшие комнаты с печкой. Надо ведь людям купаться.

— Баня и сауна это две разные вещи…

— Я не буду говорить о том, что там было, я не видел, я туда не заходил. Я говорю о том, что иногда бывает, что надо что-то сделать. Можете посмотреть то, что я построил не шикарная баня, но она чистая и можно там помыться. Что плохого, если люди хотят мыться? Если шикарно строят, значит нашелся такой меценат, спонсор, но это проблемы спонсора. Я говорю о том, что там положение тяжелое и при этом тяжелом положении есть какие-то вещи, к которым надо спокойно относиться. А если там оружие было это конечно преступление. Но при чем тут бильярдный стол или когда нет лекарств, люди собрались и привезли кобылу, пьют молоко. Тут надо реально смотреть на вещи.

— Феликс Шаршенбаевич, можете немного вспомнить события 24 марта. Кто приехал вас освобождать, как это происходило.

— Я кратко расскажу. Собрались меня освобождать. Ко мне приехали начальник ГУИНа, были еще несколько гражданских, среди них был известный каскадер Усен Кудайбергенов, которого в последствии убили. Носов сказал, что такая ситуация, сюда идет народ для того, чтобы вас освободить, хотят разгромить всю колонию, если это произойдет, вы сами понимаете последствия. Я был просто вынужден выйти, чтобы там ничего не произошло. Потом меня суд оправдал.

— Как вы восприняли новость о том, что Акаев сбежал?

— Я воспринял это очень плохо. Потому что бросать страну, в такой момент, оставлять ее без власти, этого не в коем случае делать нельзя было. Я это никак не могу понять и оправдать.

— Как вы думаете, Акаева действительно предали министры-силовики?

— Я не могу сказать, потому что не знаю, как события происходили. Если ему поступала правдивая информация и он не принял мер, это его вина, если же ему не давали информацию о реальном положении дел, то конечно это вина тех, кто должен был эту информацию давать. Я думаю, что ему до последнего момента надо было найти политическое решение, зная, что люди собрались на площади. Ни у кого до последнего момента не было намерений штурмовать. Я поддерживал постоянно прямую связь по телефону из колонии с теми кто собирался на площадь. У меня было два телефона и я знал, что происходит везде. Даже могу такой пример курьезный привести, я звоню Розе Отунбаевой, она находится в Оше, а ее разыскивает милиция. Мне об этом сообщили, а она не может выйти по этой причине, я ей звоню и рассказываю где в Оше, что происходит. Она мне потом задает такой вопрос: «А где вы находитесь?». Я отвечаю: «Как где? В тюрьме». Она удивляется: «Откуда вы все это знаете?» А мне давали всю информацию. У многих заключенных тоже были сотовые, они тоже созванивались со своими знакомыми, то есть у меня было много источников информации.

— Вам удалось остановить мародерство. Как вы думаете, эти погромы были специально кем-то организованны?

— Я не проводил расследование, поэтому я не могу сделать официальные выводы. Я могу сказать как человек, который несколько дней был координатором силовых структур. Мое личное убеждение, большая часть погромов была организованна. Может, в каких-то местах все произошло случайно, не без помощи хулиганов, но первые погромы были специально организованны. Мне докладывали, о том как произошло: шли ребята в белых кепках, брали камни и разбивали витрины, но сами не захотели, а проходили мимо. А потом уже люди увидев, что все разбито, стали заходить и брать, причем даже по телевидению показывали, как заходили пожилые женщины, спокойно, выносили что хотели. Для этого создали специальные условия. Кому это надо было? Когда я освободился из тюрьмы, было уже темно, я был в Белом Доме, искал кого-то из лидеров революции, но оказывается они уже ушли. Пока сюда шел, не мог никак пройти, народу было много, а потом никак не мог выйти. Я видел всех кто стоял на площади перед Белым Домом, это были революционеры, а грабили уже те кто провоцировал беспорядки.

— 24 марта я до сих пор не могу вспоминать без слез. Это слезы того, что мои надежды, так называемые «души прекрасные порывы», с которыми большинство людей шли на площадь, не оправдались. Почему мы упустили шанс сплотить всю страну воедино?

— К оценке 24 марта надо подойти очень взвешенно. Ни в коем случае нельзя умалять значение этой революции и тех людей, которые искренне вышли. Мне по телефону давали такую информацию: «Мы начинаем идти по улице Ахунбаева, вниз по Советской». Я спросил, сколько людей. Мне ответили, что мало 2-3 тысячи человек. Многие наверно испугались, потому что накануне выступал новый генеральный прокурор, всех пугали, что будут стрелять. Та колонна во главе с Атамбаевым не стала ждать остальных, а через некоторое время мне позвонили и говорят: «Нас уже больше 30 тысяч». Народ просто увидел и стал присоединяться. Эти люди шли с искренним желанием высказать свое недовольство. В этот момент появляются «белокепочники», начинают забрасывать камнями, ответная реакция митингующих сами знаете какой была. После того напора митингующих часть «белокепочников» забежали в Белый Дом, за ними погнались. Никто специально не планировал зайти в здание и захватить. Вот этот момент непредвиденности и был. Первоначально ведь планировалось поставить на площади юрты, палатки и ждать пока не будут отменены результаты выборов, пока не уйдет правительство. Все настраивались на долгое пикетирование. Такой же вариант как на Украине. А тут оказалась такая случайность, забежали, звонят мне: «Уже захватили Белый Дом!» Как захватили, никто же не планировал это? Вот что произошло. Поэтому нельзя принизить значение тех кто смело вышел на площадь. Надо отделить революцию и провокацию с мародерством. Конечно, здесь надо было соответствующим органам до конца разобраться и к этому дню все завершить. Я думаю, здесь есть вина и правительства. Но погромы никак не связанны с революцией, это организовали те люди, которые не хотели революции, люди прежней власти, они хотели спровоцировать и скомпрометировать. По некоторым данным планировалось это сделать раньше, когда на площади должны были собраться люди и начать пикетирование, чтобы не допустить украинских событий, провокаторы должны были разбить витринные магазины, тем самым дать повод милиции всех с площади выгнать. Эта акция планировалась раньше, поэтому после революции ее пошли выполнять. Для этого умело сработала прежняя государственная машина.

— Год назад режим Акаева был свергнут. Каковы итоги прошлого года, чего власть добилась, а чего нет? О чем можете говорить с гордостью, а о чем с разочарованием?

— Цель революции и желание народа было свергнуть авторитарный режим, восстановить справедливость и улучшить жизнь. Две основные причины революции: это коррупция, связанная с авторитаризмом и безработица. Настроение народа в революции сыграло главную роль, это было движущей силой. И сейчас мы стараемся, чтобы чаяния народа воплотились в жизнь. Президент страны возглавил Конституционное совещание, потому что требование об изменении Конституции было требованием народа, и мы должны именно такие реформы провести.

Об экономической ситуации в стране вы знаете, за 15 лет независимости образовался большой внешний государственный долг, который составил более 2 млрд. долларов. Конечно, это сказывается на экономике страны, бюджет которой составляет 300 млн. долларов. В этой ситуации сложно говорить, что за короткое время, наше правительство работает с сентября прошлого года, можно добиться, резкого улучшения в экономике. Чудес в экономике не бывает. Поэтому мы поставили простую задачу – построить надежный экономический и правовой фундамент, для того чтобы со следующего года уже уверенно выходить из кризиса. Эта задача реальная, основанная на наших возможностях. Кстати, и специалисты, и эксперты миссии МВФ, с которой мы тесно сотрудничаем и заключили об этом соответствующий меморандум по данному вопросу, внимательно изучили наше экономическое положение и пришли к выводу, что наши планы реальны.

Президент совершенно правильно поставил амбициозную задачу выйти по уровню прироста ВВП на 8 %. Это на 3 % выше, той цифры, о которой мы договорились с миссией МВФ. Я считаю, что надо всегда ставить высокую планку, выше чем мы ее можем одолеть, это позволит мобилизовать все ресурсы. Но для этого необходимо, чтобы все ветви власти тесно работали, главное должна быть поддержка нашего парламента, в наших реформах.

У нашего правительства планируется проведение радикальных реформ в области горнодобывающей промышленности, энергетической промышленности, в других секторах экономики. Но без справедливой, независимой, судебной системы не возможно продвижение экономики вперед. Недавно председатель правления Казахского «Халык банка», создавшего здесь свой филиал, сказал интересные слова: «Я не прошу каких-то экономических действий для поддержки развития банка. Мы хотим одного, чтобы у вас работали честно и независимо суды, это позволит уверенно чувствовать себя собственникам». Он прав, если сегодня суды будут слушаться чиновников, конечно, не возможно говорить о честном бизнесе, где нет честного суда. Это другая задача, которая стоит перед правительством. Мы будем стараться, чтобы бюджет Верховного суда был отделен от общего.

Безусловно, экономическая самостоятельность должна быть у правительства. В первое время после революции, премьер-министр Бакиев, исполняя обязанности президента, вынужден был вникать в государственные вопросы как во внешней политике, так и во внутренней экономике. После того как я пришел на пост премьера, еще по инерции у нас такие моменты происходили, но после нового года, президент провел совещание и сказал: «Если на первом этапе это все было целесообразно, то теперь надо, чтобы экономическая часть уходила к правительству, а президент занимался разработкой стратегии». Я думаю это правильный компонент, чтобы министры, руководители различных ведомств и госструктур несли полную ответственность за положение дел в стране.

К сожалению, не все это пока понимают. Недавно на одном из заседаний нашего парламента были предъявлены претензии ко мне о том, что я должен был прийти и присутствовать. Но я перед этим посмотрев повестку дня, адресовал это первому вице-премьеру. Это его область, это его сфера курирования. Пришел на заседание парламента полный состав нашего правительства. Но депутаты посчитали, что необходимо, чтобы выступил перед ними премьер. Я спикеру парламента объяснил следующее: «В законе, который вы приняли, сказано, что правительство это коллегиальный орган, у каждого члена правительства имеются свои функции и полномочия. Они в полном составе пришли, пусть они отчитаются. Если отчет членов правительства вас не будет удовлетворять, тогда пригласите премьер-министра, но сначала выслушайте их. Я считаю, что мы должны разделять ответственность». Вместо этого появились горячие призывы, может несколько поспешные, потребовать отставки правительства. Я думаю, что это эмоциональное выступление, если смотреть старого по закону, мы должны стремиться и воспитывать как правительство, таки отдельных депутатов, которые должны правильно понимать степень ответственности за порученное дело.

У нас много талантливых депутатов, которые работали в бизнесе, но они не работали в системе госвласти, поэтому и считают, что все должен решать первое лицо.

— Довольны ли вы своей работой?

— Конечно, нет, не доволен. Я тороплюсь жить. И мне самому иногда бывает сложно преодолевать эти бюрократические препоны. Например, я не имею права сам подписать правительственное постановление. Обязательно должны поставить подписи большинство членов правительства. И каждый член правительства должен 2-3 дня изучать документы, прежде чем постановление подписать. У него тоже много работы, он не успевает изучить эти документы. И получается мы затягиваем решение вопросов. Я не могу этот вопрос никак обойти, потому что понимаю, если я подпишу постановление, то это не будет правительственным постановление. Это не очень удобно в работе правительства, потому что я человек, который привык принимать решения, брать на себя ответственность, а здесь приходится учитывать, что ответственность не только моя, но и других людей.

— Аналитики и зарубежные дипломаты опасаются второй революции, говорят, что Кыргызстан хронически не стабилен. Как можете прокомментировать эти прогнозы?

— Я не вижу для этого никаких предпосылок. На фоне спокойных ситуация в некоторых странах, активность нашего населения воспринимается как нечто экстраординарное. Так не стоит реагировать. Если люди хотят высказать свое мнение, пытаются это сделать путем выхода на митинги и демонстрации, может не всегда это происходит спокойно, иногда чересчур эмоционально, сразу начинается суждение, что у нас нестабильность. Я считаю, что это признак стабильности, признак демократической стабильности. Когда люди выходят и пытаются высказать свое мнение, если у них нет другого способа довести до новой власти. При старой власти это сразу пресекалось, их загоняли в какие-то скверы, парки, не давали возможности оттуда выйти, закрывали с помощью сил правопорядка. А сегодня люди хотят высказать то, что у них накопилось за последние 15 лет, и они хотят высказать это открыто, не дожидаясь определенных собраний. Собираются группы людей, которые под окнами кричат: «Кулов, выходи, мы ходим тебе сказать!» Что в этом плохого? Это нормальное явление. Если я вижу, что это мой вопрос, то выйду, если кто-то из подчиненных курирует, то выходит он. Я не могу на каждый митинг выходить, я ведь не буду успевать работать. К этому я отношусь спокойно. На этом фоне каких-то предпосылок для смены власти я тоже не вижу. Мы с Бакиевым ответственные люди и понимаем, что даже если у кого-то из нас есть какие-то мелкие амбиции, то они должны уйти в сторону, потому что ответственность слишком большая. Это не высокие слова, это в самом деле так. Даже некоторые мои сторонники меня упрекают, что я молчу, не выступаю против Бакиева. Я спрашиваю: «А что я должен говорить против?» Никто ничего не может сказать. Вот вы можете что-то назвать, чем особенно не доволен народ?

— Взять, к примеру, бывших соратников Бакиева по революции, многие из них не у дел. Общественность, говоря, что революция не добилась поставленных результатов, имеет ввиду тот факт, что во власти ничего не поменялось, и в Доме правительства сидят все те же акаевские кадры. Вот одно из недовольств.

— Во-первых, я все-таки глубоко убежден, что была революция. Может первый день у меня были какие-то сомнения. Но через несколько дней, проанализировав, я пришел к твердому убеждению, что была революция. Почему? Она не началась 24 марта. 24-го была финальная часть. Может в этот день сыграла сумма каких-то факторов, то, что экс-президент уехал, это ускорило революционный финал. Но все началось еще в Кара-бууре, когда народ недовольный выборами в 2000 году поднялся, впервые прошла масштабная акция протеста. После этого были события в Аксы в марте 2002 года, когда народ вышел на митинг, и власти расстреляли 6 человек. Далее народ, недовольный коррумпированной властью создал народные кенеши, это началось в Джала-абаде 15 марта прошлого года. Создавались параллельные органы власти, народ сам избирал лидера и рядом со зданием госадминистрации ставились юрты, проводились телефоны и там сидел народный губернатор. А финал произошел 24 марта. Я особо подчеркиваю – это была народная революция. Народ сам проявил такую инициативу. Теперь стоит вопрос: оправдались ли ожидания народа? Много обоснованного недовольства, но я повторяю, чудес в экономике не бывает, ответственность большая, надо работать. Что касается акаевских кадров. При Акаеве работало много людей, в том числе Бакиев и я, работали Проненко, Отунбаева и другие. Это акаевские или не акаевские кадры?

— Но бывшие революционеры, такие как Бекназаров, Артыков, Отунбаева остались на обочине?

— Давайте объективно смотреть, если претензии к кому-то предъявлять. В отношении Отунбаевой и Проненко это решение депутатов, это не решение Бакиева, Бакиев не выгонял их с работы. В отношении Бекназарова президент объяснял причину, по которой он отправил его в отставку. Анвару Артыкову был предложен другой пост, он не согласился уходить, вот эта причина. Это то, что я знаю официально, если человеку другой пост предлагают и он отказывается, как это расценивать? Он чиновник на госслужбе, отказывается от предложенной работы, уходит сам в отставку.

— Совсем недавно вы очень жестко выступали против сращивания криминала с властью, особенно в высших эшелонах силовых структур. Через неделю после вашего заявления президент выступил перед парламентом, после чего как бы все утихло.

— Я не просто выступаю по поводу борьбы с коррупцией, я хочу это показать на реальных делах. В частности, много было разговоров о том, что происходит в энергетике. Мы специально посвятили заседание этому вопросу, рассмотрели его, там были коррупционные моменты, материалы передали в генпрокуратуру. Дали месяц исправить положение. До этого провели с участием гражданского общества открытое заседание правительства по борьбе с коррупцией, причем такие мероприятия мы будем проводить теперь периодически. То есть приходят представители оппозиционных партий, НПО, мы не делаем ограничения ни для каких СМИ, даже тех, кто враждебно ко мне относятся, этим мы показываем открытость. И в отношении ни одного газетного издания я не подавал в суд, хотя в некоторых газетах идут откровенные оскорбления в мой адрес, проявляется непорядочность. Тем не менее я молчу, ни на кого в суд не подаю, хотя давно бы мог это сделать. Это что означает, что я боюсь или я проявляю терпимость? По мужски, я не боюсь встретиться, переговорить глаза в глаза, но как политик считаю, что руководитель должен быть на виду, его должны критиковать, а народ сам разберется кто прав, а кто нет. Я должен только давать разъяснения, или моя пресс-служба, правильная или не правильная была критика, но не подавать в суд. Хотя иногда бывает больно, когда говорят откровенную глупость, явно оскорбительные слова. А что делать? Такова участь политика. Я стараюсь это людям привить.

— Руководитель СНБ Айтбаев, имя которого вы упоминали в своем заявлении, все еще на своем посту. Он тоже в свое время сделал ряд заявлений в ваш адрес. Несмотря на внешнюю ненависть вы все равно продолжаете вместе работать. Как это возможно?

— Лично к Айтбаеву я отношусь нормально, как к человеку. Если вы помните в моем заявлении сказано: «Когда говорят о сращивании криминала с властью, на слуху разные фамилии. Есть люди, которые не делают необходимых действий, чтобы пресекать деятельность криминалитета». В числе этих людей я назвал Айтбаева. Это было как предупреждение, что надо быть крайне осторожным, чтобы не было повода у населения об этом говорить. Люди наши восприняли это со своих позиций, что я развязал какую-то войну против службы нацбезопасности. Это немного смешивание понятий, когда глава правительства делает замечание в адрес руководителя одной из структур, что надо быть очень щепетильным во многих вопросах и если человек будет прислушиваться, делать выводы, это будет замечательно. В этом была цель. А не в том, чтобы каким-то образом расправиться с человеком, убрать его с должности, сделать его каким-то виновником того, что происходит в стране. Это старые методы, которые использовали при Союзе — найти крайнего. Моя задача предупреждать, чтобы такие задачи не допускались, чтобы высокие чиновники были внимательными. Если он это не правильно понял, воспринял и начал делать какие-то заявления в мой адрес, пусть это останется на его совести, это говорит об уровне его политической культуры и не больше.

— Вам не казалось странным то, что практически те же слова в ваш адрес, что и Айтбаев потом говорил Рыспек Акматбаев?

— Для меня это не показалось странным. Это стало ярким подтверждением того, что я говорил раньше.

— Многие революционеры требовали роспуска парламента, избранного с многочисленными нарушениями. В последнее время была настоящая политическая борьба между парламентом и президентом, после выступления Текебаева. Вам не казалось, что все-таки надо было распустить парламент и организовать новые выборы?

— Я вообще против таких действий. Для того, чтобы распустить парламент, должны быть очень веские основания, и прежде всего законные. Если парламент не будет поддерживать реформы, которые планирует президент и которые реализует правительство, то конечно конфликт будет неизбежен. К чему он приведет, даже не хочу прогнозировать. Но я, почему то уверен, что большинство депутатов парламента это талантливые люди, поэтому они и стали депутатами, у них много здравого смысла, они умеют работать и знают как добывать кусок хлеба, они не пойдут на путь непримиримой конфронтации. Мне понравилось выступление нового спикера Марата Султанова, он сказал, что парламент это тот орган, который должен оппонировать правительству. Я считаю, что это хорошая формулировка, когда есть оппонент, который может высказывать другое мнение, всегда способствует прогрессу. Я всегда спокойно отношусь к критике, стараюсь из нее сделать правильные выводы. Если критика необоснованна, на стоит сразу бросаться в атаку, надо дать время остыть, а потом можно сказать еще больше.

— Ваши прогнозы на развитие Кыргызстана?

— У меня оптимистичные прогнозы. Я достаточно честолюбивый человек, я сюда пришел не для того, чтобы отсидеть какое-то время, мне это не надо. Я не для того сидел в неволе пять лет, чтобы один год проработать во властных структурах. Я уходил с поста дважды: с поста вице-президента и с поста мэра, то есть за должности не держался. Был шанс пойти на соглашательскую политику с Акаевым, тогда я мог бы не сидеть в тюрьме, достаточно было ему письмо написать, и меня никто бы не тронул. Поэтому если я сюда пришел, значит, у меня есть свои задачи, для того, чтобы попытаться сделать лучше жизнь страны. Как это удастся? Конечно, это сложно, но надо делать. Кто-то же должен работать.

Лейла Саралаева, газета «Лица»

В Кыргызстане нынче не просто политический кризис — полный хаос. Фактически власть в стране захватил криминал. Президент Курманбек Бакиев, хотя и делает вид, что контролирует ситуацию, но, сдается, делает, как говорится, хорошую мину при плохой игре. Да еще и ловко извлекает из сложившейся ситуации пользу для себя. Парламент замер, если не в полном бездействии, то в непонятном ожидании.

Если прежде Жогорку был достаточной силой, способной переломить ситуацию в стране, то нынче все изменилось. И понятно почему – торага другой. Как бы не уверял Марат Султанов гражданское общество, что он не ляжет под Белый дом, фактически это уже произошло. Не будем искать причины – она на поверхности. Угроза роспуска не раз звучала в адрес Жогорку Кенеша. Что ж, теперь, видимо, напряженность спадет. Это обычная сделка – соглашательская политика парламента в обмен на некое спокойствие. Призрачное, заметим, спокойствие – и жаль, что депутаты этого не понимают. Фактически они поддались на шантаж. А здесь так – заплатил шантажисту раз, потом не избавишься. Текебаев-то стоял твердо на независимых позициях, и только поэтому парламент оставался силой. Нынче же – видно невооруженным глазом – эта бывшая сила, которую принято называть законодательной, в критический момент – во время пикетов Рысбека Акматбаева — просто предпочла уйти с политической арены, отсидеться. И если Омурбек Текебаев, не боясь, шел осенью на переговоры с митингующими и Рысбеком, то Марат Султанов – держу пари! – не пойдет.

Правительство бьют наотмашь все кому не лень. Просто как в сказке про Курочку-Рябу. Парламент бил-бил не добил. Взялся президент. У этого, прямо скажем, рука потяжелее. Да вот только вот в чем парадокс – КТО это правительство формировал? Премьер-министр? Нетушки! Все мы помним, как это происходило. Почти все кандидатуры в кабинете министров – ставленники именно Курманбека Бакиева. В правительство осень фактически не прошла ни одна кандидатура Феликса Кулова. Вопрос – чего ж теперь-то с НЕГО спрашивать, — если ему приходится работать вовсе не с теми людьми, с которыми он хотел бы? Может, все-таки спросить с президента? Тем более, что аналитики в момент формирования кабинета сразу говорили – правительство слабое. ОЧЕНЬ слабое. Создано оно не по принципу профессионализма, а по принципу личной преданности президенту. Расставив везде своих людей, Курманбек Бакиев заведомо подкосил исполнительную власть. И не остается сомнений, что критикует он ее нынче все резче лишь потому, что стрелы все эти летят лично в премьер-министра. Глава государства как бы показывает всем – это премьер не справляется с работой.

А что же сам отец нации? А он ведет себя все интересней и интересней. Ну про что, что у него уже явно проявляются диктаторские замашки, — политологи уже давно сказали. Этого невозможно не заметить. Да еще окрашены они своеобразно. Ни дать, ни взять, — батька Лукашенко. Отличный иллюстративный эпизод – Бакиев прогуливается в день Нооруза по площади, среди своего народа, приветствует своей народ. Вот он останавливается у точки с национальными напитками – и с барского плеча бросает «штуку» — «Угощаю всех!» ВСЕХ, впрочем, не подпускает и близко не только личная охрана, но и доблестная милиция, брошенная на усиление. Но это же детали, правда?

Итак, год спустя после переворота мы прозрели. По всем статьям. Парламент стал карманным, правительство сформировано слабое, президент… замнем для ясности. А про экономику вообще уже говорить не хочется. Развалили все, что создавалось по крохам 15 лет. И вот нынче притихли уже даже самые ярые противники экс-президента Аскара Акаева. Ситуация классическая: имеем – не ценим, потерявши плачем. Ибо все познается в сравнении. Общество медленно, робкими, неуверенными пока шажками, но все-таки разворачивается в сторону, в пользу, в защиту Акаева. А потому что сравнивают – он был интеллигентней, дипломатичней, демократичней нынешнего главы государства, его правительство хоть и было коррумпированным – никто не отрицает! – но все же не до такой степени как нынешнее, да и к тому же не все, не все — экономический блок, например, и работать умел, и вел себя очень достойно – что признали международные агентства.

И теперь все чаще на различных Интернет-сайтах – новая, модная нынче форма СМИ – раздаются голоса — «Верните нам Акаева!»

В революцию наигрались. Протрезвели. Посмотрели- прослезились «Е-мое! Что ж мы сделали!»

Возможно ли повернуть время вспять? Возможно ли вернуть прежнего главу государства, вновь привести его к власти? Тем более, что, давайте учитывать, — Аскар Акаев сегодня уже не тот, что вчера. Будучи в изгнании, человек, безусловно, многое переосмысл, переоценил, проанализировал свое ошибки — роковые для него и для страны – и извлек уроки. Вчерашний Акаев и завтрашний – это два разных человека. А ведь еще надо учитывать и другое – Аскар Акаев по-прежнему пользуется уважением иных сильных мира сего. Как бы не старался Бакиев задружить с Россией, «матушка» все равно встречает его с прохладцей. И неудивительно – глаза-то есть у всех, их не замажешь, и их Кремля тоже отлично – даже еще больше, чем отсюда – видно, что творится в Кыргызстане. Зато Акаев нынче все так же любим Москвой – и даже, наверное, еще больше, чем прежде, – это неизбежные последствия переворота, когда глава государства вынужден находиться в изгнании.

Так возможно ли все-таки его возвращение к власти? Есть ли пути? Этот вопрос вторичен. Первичен другой – есть ли какие-то условия, при которых Бакиев может УТРАТИТЬ власть? Давайте смотреть правде в глаза. Те политики и представители бизнеса, гражданского общества, что еще несколько месяцев назад надеялись на пресловутый конструктивный диалог с президентом, на демократическое переустройство общества, нынче уже поняли – не будет этого. Президент решительно разогнал Конституционное совещание – и показал тем самым, что не собирается ни с кем считаться. Поэтому-то теперь все чаще «крутые» оппозиционеры говорят о том, что с президентом надо расставаться.

Как? Естественно, силовой способ исключается напрочь. Никто на это не пойдет. Бакиев – это вам не Акаев.

В определенных кругах крайне оппозиционно настроенных политиков рассматривается вариант импичмента. По Конституции, если помнится, он может произойти в двух случаях – измена Родине и уголовное преступление. И вот тут… тут я бы на месте господина Бакиева поостереглась бы общаться с криминальными элементами… Хотя, понимаю, нынче он уверен в себе как никогда – парламент-то уже не тот, что прежде. Он вряд ли пойдет на жесткую конфронтацию с президентом…

Так что же тупик? Однако давайте все-таки вспомним, КАК именно Бакиев пришел к власти. В ходе переворота, после того, как толпа заняла Белый дом, Курманбек Бакиев вышел к захватчикам и под их восторженные вопли фактически сам себя провозгласил президентом. Почти неделю – до того момента, как парламент утвердил его в должности премьер-министра и исполняющего обязанности президента он оставался, извините, узурпатором власти. Ведь не секрет, что по Конституции он просто не имел права занимать эти должности. Об этом мне, кстати, говорил и Омурбек Текебаев. На момент переворота – а это был именно НЕКОНСТИТУЦИОННЫЙ ПЕРЕВОРОТ – единственной легитимной, как принято говорить, властью в стране оставался парламент. И по логике вещей именно его торага, то есть именно Текебаев должен был взять власть в свои руки.

Этот момент – самопроизвольного захвата власти Курманбеком Бакиевым сегодня вновь обсуждается международными экспертами- юристами и политологами. Если была нарушена Конституция, — говорят они, то все последующее события – признание парламента Бакиева главой государства и скоропалительные выборы президента – являются НЕЗАКОННЫМИ. Многие считают, что на этом можно сыграть и время повернуть вспять. В юридических вопросах не сильна, но логика в этих суждениях есть даже на взгляд дилетанта. Есть ли в стране силы, которые могут и готовы потянуть за эту ниточку – это уже вопрос другой.

Возможно ли возвращение Аскара Акаева? Да! Безусловно. Пусть даже сегодня нельзя повернуть время вспять – пусть. Но надо думать о завтрашнем дне. Пять лет – огромный срок для страны. За это время экономику Кыргызстана – при неправильном управлении — можно сравнять с землей. Но когда все-таки пройдет пять лет… никто, я уверена – никто уже не станет возводить Бакиева на престол вторично.

Прошел всего год после неконституционного переворота, но уже произошел перелом в сознании людей. Они уже четко поняли, что нынешних правитель ХУЖЕ предыдущего. Пройдет еще время, и рейтинг Аскара Акаева – к гадалке не ходи! – возрастет стократ. Ему НАДО вернуться, и возможно, уже как можно скорее. Пусть для начала в качестве депутата парламента, например. Он был и остается яркой политической фигурой, и он сможет сплотить вокруг себя своих сторонников.

Так или иначе, ясно одно – эра Акаева не окончена. Иногда история дает шанс человеку начать все сначала. А стране, стране в целом, – осознать, куда она идет…

Елена АВДЕЕВА.
www.analitik.kg

Как бы ни называли события марта 2005-го, факт остается фактом: власть сменилась и сменилась неожиданно, недобровольно и некулуарно, а под очевидным и бесспорным давлением народных масс. Но так ли уж неожиданно? И что же стало решающим фактором? Организованное движение масс или неуправляемая стихия толпы? На эти вопросы в какой-то мере отвечает новая книга Женишбека Назаралиева, ценность которой в том, что она содержит довольно откровенное свидетельство происходившему со стороны не просто очевидца и участника, но одного из идеологов мартовской революции и одного из признанных ее организаторов.

Н. Абдраимова

Главная цель книги – показать, что явление, названное «кыргызской революцией», — это не переворот, не путч, не провокация извне и не бунт наркомафии, а тугой узел разномасштабных внутренних событий, ставших неизбежным следствием ошибок внутренней политики прежнего руководства страны, результат внутренних противоречий между властью и обществом, внутренних проблем кыргызского народа, исчерпавшего все возможности компромисса и терпеливости по отношению к потерявшей всякую опору власти. Женишбек Назаралиев рассматривает это с позиции врача-психиатра и активного гражданина, примкнувшего к оппозиции не в силу политических амбиций, а в силу желания нормально жить и работать в процветающей стране. И главная причина, по его мнению, по которой сделать это до марта 2005-го было невозможно, заключается в том, что страна была готова и крайне нуждалась в радикальном изменении состава власти. При этом автор подчеркивает, что возможности «мягкой» смены власти, избавленной от эксцессов марта, оставались почти до самого конца, но использованы не были. Мнимый «оплот» Акаева – Бишкек свалился к ногам митингующих едва ли не легче и быстрее, чем другие города страны. Это лишний раз подтверждает, что 24-е марта было не подготовленным и тщательно спланированным действом кучки обиженной политэлиты, а естественным и логичным проявлением напряжения и озлобленности общества, копившихся задолго до известных событий и даже задолго до февральских парламентских выборов, хотя они и сыграли роль мощного катализатора.

Надо отдать должное автору: он не претендует на объективность, понимая и подчеркивая, что, являясь непосредственным участником событий, более того, вложив в ситуацию много душевных и физических сил, а также и деньги, сохранить беспристрастность и абсолютную рассудочность почти невозможно: «Когда болит душа, как успокоить рассудок?». Но как профессионал и очевидец доктор Назаралиев опровергает постыдные для Кыргызстана заявления свергнутого президента и некоторых поверхностных «аналитиков» о том, что Дом Правительства взяла штурмом и разгромила «обкуренная толпа», направляемая и финансируемая наркомафией. В своей книге Женишбек Назаралиев признается, что сам лично потратил на распространение листовок, организацию митингов, раскрутку публикаций в некоторых оппозиционных СМИ, а также на изготовление повязок, покупку палаток и питание участников демонстрации в Оше, Жалалабате и Бишкеке немалые личные деньги: «Хочу сказать: из всех денежных вложений, какие были в моей жизни, это – самое удачное». А как врач-нарколог со всей ответственностью заявляет, что «среди митингующих в те дни на улицах ни я, ни медики нашего Центра, ни известные мне наркологи … наркотически зависимых не обнаружили… Массы людей были взволнованы, ненависть к власти била через край… Но определяли их поведение не искусственные стимуляторы, в них не было нужды, а только накопившаяся за многие годы ненависть в тем, кто приговорил их к пожизненной бедности и унижениям».

Кыргызстан жил и живет не в вакууме, более того, некоторые считают, что республика стала ареной столкновения двух глобальных сил — Запада с его демократическими ценностями и России с ее имперскими амбициями. Женишбек Назаралиев, полагаясь на опыт многочисленных встреч и практику психиатра, опровергает данное утверждение. Он аргументирует свое мнение невмешательством в кыргызстанскую революцию Соединенных Штатов – «Американское посольство в Бишкеке и власти США как часть «цивилизованного мира», наблюдая за происходящим, не торопились нажать на рычаги своего воздействия на президента… выжидание было их выбором» — и взвешенной реакцией Кремля – « … кыргызские события не вызвали у российских лидеров ни аллергии, ни откровенного отторжения, как это было при смене власти в Грузии и на Украине».

Несмотря на внешний оптимизм автора и декларируемую им веру в будущее кыргызского народа, книга «Движение масс или стихия толпы» пропитана тревогой. Назаралиев взволнованно ищет ответа на вопросы: почему случилось так и не иначе, почему «защитник кыргызов (А. А. Акаев) бежал прочь от своей дружины, с нею даже не попрощавшись», откуда «растут ноги» погромов и как остановить новый этап оттока русскоязычных? Ответы Женишбека Назаралиева не оригинальны, но выстраданы, пропущены через личность автора: президент перестал адекватно воспринимать реальность, отдав страну в личное пользование своему окружению, включая семью; безответственная внутренняя политика толкнула народ к неконтролируемым антиобщественным действиям, наносящим серьезный ущерб частным предпринимателям и государству; а России и русскоязычным бояться нечего, так толерантность к северному соседу не монополия Акаева, а искреннее чувство всего кыргызского народа. При этом автор снова возвращает читателя к проблемам, которые не исчезли в одночасье со сменой власти – родоплеменному делению кыргызов, противостоянию по оси север-юг, тотальной нищете и коррупции. При этом Назаралиев предлагает свои «точки опоры» для стратегии дальнейшего развития Кыргызстана: консолидация Юга и Севера, стимул работы на перспективу, гарантии многоконфессиональности и национальной терпимости, открытость Западу и России, активное участие в общей борьбе с терроризмом.

И все же рефрен, постоянно читаемая между строк идея автора в том, что стабильность и процветание возможны в стране лишь при наличии доверия между народом и властью, что источник самой власти — народ и никто другой, а забыть об этом – означает вновь наступить на грабли, которые с таким треском ударили по прежнему режиму. Это звучит как вывод об ошибках режима канувшего и как предупреждение власти новой: «… если из всей массы проблем … вычленить главную, … то я повторил бы снова: убедить народ в том, что на избранную им власть он может полностью положиться. Ей может быть трудно, она может с чем-то не управляться, она даже может ошибаться. Но никогда свой народ не обманет и не предаст». «Полностью положиться» в данном случае означает, что власть справится с массой острых проблем, избавит людей от нищеты, создаст условия для достойного существования; а «не предаст» означает, что нынешние руководители страны не забудут уроков прошлого, не забудут, что власть они получили из рук простого народа, который подтвердил свое право на нее затраченными волей, энергией, а иногда здоровьем и даже жизнью. «…люди многое повидали, немало пережили в разные времена. И доказали свою способность к пониманию объективных трудностей и к долготерпению. Но никакая власть не может, не должна терпением людей злоупотреблять. Потому что последствия разочарования и отчаяния могут быть непредсказуемы. Об этом тоже заставляют задуматься выстраданные нами трудные мартовские дни» — книга-призыв и книга-предупреждение.

www.akipress.kg